Читать книгу "Не промахнись, снайпер! - Владимир Першанин"

К минометам присоединились полевые орудия, а затем и гаубицы.

Лейтенант (а может, капитан?) непременно хотел отомстить за пули, выпущенные в него. Тяжелые гаубичные снаряды ухали, перекрывая остальные звуки, вырывая с корнем молодые деревья, порой ломая старые.

Мы спрятались в узкой отсечной траншее восьмой роты, где уже сидели с десяток красноармейцев и Максим Усов. У меня тряслись руки, я с трудом свернул самокрутку, потянулся к Максиму прикурить. Упавший сверху комок рыхлой земли больно ударил по руке, порвал самокрутку. Когда, свернув вторую, прикурил, сразу две мины взорвались метрах в десяти от нас. Молодняк распластался на дне траншеи. Максим сочувственно спросил:

— Успели, значит, выбраться? На вашем месте страсть что творится. Лупят без передышки. Хорошо хоть от роты подальше отошел.

Про убитого итальянца он ничего не сказал. Видел, что стрелял я в наблюдателей, но не попал. Пересидели обстрел, который длился с перерывами часа полтора, выслушали подковырку своего однофамильца, взводного Егорова, и отправились с Малышко в штаб батальона. Ефимцев, озабоченный своими проблемами, кивнул. Выговаривать за промах не стал. Ничего, в другой раз наблюдателей достанете. Даже похвалил за убитого итальянца:

— Так и надо! Пусть знают, что для каждого приготовлена пуля.

Веня наладился было поспать, все же встали в четыре часа утра. Но я, не чувствуя от досады усталости, повел напарника в степь. Отшагав километра три, устроились в укромном месте, и я сделал несколько выстрелов по самодельной мишени на расстоянии 450 и 500 метров. Почти все пули улеглись в круг сантиметров сорок в диаметре. Все ясно, надо делать поправку с учетом водной поверхности и то, что цель находится на высоте. Дельную мысль подсказал Веня:

— Я у пулеметчиков книжечку-инструкцию видел. Там таблица специальная есть по стрельбе через речки, в горах и прочее.

— Надо глянуть.

Безотказная до этого, хорошо смазанная самозарядка дала пару сбоев. Стреляные гильзы зажимало затвором. Они торчали, как окурки, очередной патрон не подавался. Здесь же разобрал СВТ. Так и есть! Внутрь попал песок, мелкие комочки земли, даже трава. Засорило взрывной волной, а может, черпанул, пока взад-вперед бегали да ползали. Понял, что для самозарядной винтовки надо шить чехол, иначе механизмы будут подводить.

Вечером Ангара собрал все отделение. Подробно разбирал мои действия. Поспорили, вычерчивая траектории полета пуль (всем придется стрелять через реку снизу вверх), поздравили меня с открытием счета. Итальянцы тоже не остались в долгу. После дневного артобстрела в батальоне погибли три бойца, а человек пять получили ранения. Счет не в нашу пользу. Зато начиная со следующего дня нам дали официальное разрешение вести огонь.

Это было связано с резким ухудшением обстановки в Сталинграде. По слухам, немцы взяли центральную часть города, тесня наши части к Волге. Через пару-тройку дней начала работать и артиллерия дивизии. Приказ, прочитанный нам, гласил, что каждый боец обязан действовать активно и бесстрашно. Сталинград немцам не сдадут никогда, но мы должны наносить непрерывные и эффективные удары, чтобы помочь защитникам города.

С памятью, к моим преклонным годам, происходят порой неожиданные вещи. Я помню, как вчера, не то что дни, а даже мельчайшие эпизоды войны. Я отлично запомнил тот день, когда охотился на артиллерийских наблюдателей, тело убитого итальянца, лежавшее на тропинке, ведущей от Дона к траншеям. Но, встречаясь с немногими бывшими однополчанами, выяснилось, что память все же меня нередко подводит. Начиная еще в девяностых годах писать воспоминания, я добросовестно изложил, как через пару дней я все же уложил гаубичного наблюдателя-офицера, а затем утопил лодку с итальянскими разведчиками, за что получил из рук командира полка свою первую награду, медаль «За отвагу».

— Нет, Федор, все происходило не так, — поправлял меня бывший напарник Веня Малышко. — Нам первые медали лишь в феврале сорок третьего вручали, а с разведчиками дело обстояло по-другому.

Артиллерия, установленная в лесу, рядом с рекой (в основном легкие «сорокапятки»), молчала. Для этих батарей открывать огонь было равносильно самоубийству. Их бы мгновенно засекли и уничтожили с высот. Неплохо давали прикурить минометчики, 82-миллиметровые «самовары» переносили с места на место, итальянцам их было трудно обнаружить.

Я помню, как одна из мин ударила в хранилище боеприпасов. Ахнуло крепко, взрыв на высоте взметнул в небо черный столб дыма. Обломки досок, сплющенные снарядные гильзы и осколки, падали в воду, отчетливо слышались крики.

С наблюдателями гаубичных батарей мне рассчитаться не удалось. Вместе с Малышко мы дежурили несколько дней, но тот окоп оставался пустым. Куда они переместились, я не смог определить. Уже вовсю шла стрельба с обоих берегов, итальянцы высовывались очень осторожно. Все же в последующие дни я сумел уложить трех солдат или сержантов. Открыл счет и Веня Малышко.

В один из вечеров меня позвал к себе в землянку командир роты Чистяков. Там же сидели взводные Млечик Егоров, старшина, помкомвзвода Максим Усов. Отмечали какое-то событие или просто собрались расслабиться — не помню. Чистяков усадил меня рядом с собой, налил в кружку разбавленного спирта. Я поглядел на стол и невольно сглотнул слюну. Дымилась картошка в мундире, крупными пластинками нарезали сало, стояли открытые банки с тушенкой.

Дело в том, что наше питание в батальоне толком организовано не было. В дни, когда мы находились в засаде, кашу и хлеб для нас получали связисты. Воспринимая снайперов как приживальцев, сильно потеснивших их в землянке, они особенно не старались. Каша нам доставалась холодная, почти без мяса, хлеб, положенный на нары, к нашему возвращению черствел. А здесь такой ужин! Вспоминали выход из окружения, особенно тот эпизод с танком Т-1. Чистяков откровенно признавался, что вначале не видел выхода и в такой гиблой ситуации оказался впервые. Повезло, что Т-1 переместился ближе, а фрицы расслабились.

— Молодцы у меня ребята! — стукнул по столу кулаком подвыпивший ротный. — Со штыками на танк кинулись. И позже, в боях неплохо себя показали.

Зашел разговор о наших снайперских делах. Чистяков сказал, что им очень мешает дзот с крупнокалиберным пулеметом напротив восьмой роты. В амбразуру можно попасть только прямым орудийным выстрелом, мины летят сверху вниз и тоже погасить дзот не могут.

— Я бронебойщикам команду дал. Но с их кочергой не замаскируешься. Стрельнули раза три, расчет засекли, мины полетели. Ружье пополам, первого номера убили, второй с простреленной рукой приполз. Ну, что, Федор, заткнешь им глотку?

Хотя я изрядно выпил, но соображал нормально. Объяснил Чистякову, что попробовать можем. Но будет ли толк? Снимем мы пулеметчика, его тут же заменят.

— Ты и второго прихлопнешь! — настаивал ротный. — Или попробуй спалить их нору. Зажигательные пули у тебя есть?

— Найду, конечно.

— Займись тогда дзотом. Уважь меня, как бывшего командира.