Читать книгу "Надувные прелести - Фаина Раевская"

Клавка, кажется, тоже поняла, какие тяжелые времена наступают, нет — уже наступили. На лице сестры появилось выражение настоящей муки. Еще бы ей не мучиться! Задачка-то покруче теоремы Ферма: как сохранить наши непутевые жизни и с деньгами не расстаться? Клюквина вскочила и принялась метаться по кухне, словно птичка, угодившая в силок. На очередном витке сестрица притормозила у холодильника, несколько секунд глазела на него, как голодный людоед на консервную банку, а потом решительно распахнула дверцу агрегата со словами:

— Тут без поллитры не разберешься! Сейчас примем чуток и, помолясь, пойдем изучать информацию с дискеты. Заодно решим, как будем выпутываться. Не волнуйся. Афоня, нет таких ситуаций, из которых мы не смогли бы найти выход.

Вот уж не стала бы с уверенностью это утверждать! Характеры у нас с Клюквиной крайне беспокойные, натуры любопытные, так что приключений на наш век хватает. Несколько раз нам везло и удавалось выпутаться из... м-м... не слишком приятных историй криминального толка. Но на сей раз все было очень серьезно, и Клавкин оптимизм никак не успокаивал. Наверное, поэтому я не стала возражать против предложения «принять чуток».

Наконец мы с Клавдией уселись за ноутбук. Перед этим я навестила Брусникина, опасаясь, как бы его внезапное пробуждение не помешало нам предаваться пороку. Димыч спал богатырским сном и, кажется, не собирался просыпаться. Аккуратно прикрыв дверь спальни, я на всякий случай подперла ее снаружи стулом. Если вдруг пупсик все-таки проснется, то выйти из комнаты, не наделав шума, не сможет.

Клава сидела перед компьютером с вытаращенными глазами и открытым ртом. Из недр ее хлипкого организма вырывалось не то слабое попискивание, не то предсмертные стоны. Скорее ощутив, чем заметив мое присутствие, сестрица просипела:

— Кажется, ты права, Афанасия! Самое время удавиться. В противном случае убивать нас будут долго и мучительно. Господи, ну зачем ты притащила этот чемодан?!

Я лишь глубоко вздохнула в ответ, ибо Клавкины слова были удивительно созвучны моим собственным мыслям. Клюквина скроила жалобную физиономию и тоненьким голоском нашкодившей первоклашки попросила:

— Будь другом, метнись на кухню, притащи еще по рюмашке — душа горит!

— Хватит, — холодно пресекла я пожар Клавкиной души. — С горя спиваются чаще, чем с радости. Давай-ка лучше разбираться с этим безобразием.

— А что тут разбираться-то? Здесь такие фамилии, от которых мурашки бегают размером с динозавра.

Не согласиться с Клавдией нельзя. Насчет фамилий, разумеется, хотя мурашки тоже имели место быть

На экране монитора маячил лист, отдаленно напоминавший бухгалтерскую ведомость о зарплате. Как и положено, первая графа именовалась «Ф.И.О.», вторая проходила под кодовым названием «должность». Именно эти две графы заставили трепетать сперва меня, а теперь вот и Клавдию. Оно и понятно! Я еще никогда не видела столько министров, их замов и прочих очень высокопоставленных чиновников — в одном месте! Причем фамилии вышеназванных товарищей говорили о том, что эти слуги народа все еще несут трудовую вахту — ни дня не проходило, чтоб по телевизору о них не упоминали. А вот третья графа, означенная как «дела», пестрела непонятными сокращениями: «пр.», «лб.», «крп.», «крм.», «уз.», «бз.», «сч.».

— Это что ж за дела такие? — удивилась Клюквина, изучая сокращения. — Уз., бз.? Чем они в своих министерствах занимаются, скажите на милость?

— В министерствах — ничем, а вот в свободное от руководства страной время, вполне вероятно, что именно «пр.» и «крп.». Причем не одни. Смотри, рядом с этим китайским алфавитом графа: «исполнитель»...

— Да тут клички какие-то! Рябой, Колун, но чаще всего Сам попадается. Странное погоняло. А цифры в последней графе, наверное, зарплата. Только вот чья? Министров или исполнителей?

— Где ты видела министра, который получает семьдесят тысяч рублей? Я в газете читала: у самого завалящего из них годовой доход не меньше трехпяти миллионов долларов.

— А может, здесь как раз в долларах указано? И не за год, а за месяц?

— Ну, если в долларах... И за месяц... Тогда, пожалуй, годится, — не слишком уверенно согласилась я, пытаясь ухватить мысль, только что промелькнувшую в лабиринтах моего мозга. Однако оформиться во что-то путное она не успела, потому что ее напугал страшный грохот, внезапно раздавшийся в нашей квартире. С воплем «Началось!» Клавка захлопнула крышку ноутбука и забилась в шкаф-купе, гостеприимно распахнувший перед ней свои створки, а я лихорадочно заметалась по комнате в поисках надежного убежища. Грохот повторился. На этот раз он сопровождался безумным рыком: «Убью!»

— Кому это он? — пискнула я, тщетно пытаясь втиснуться под диван. Увы, расстояние от пола до нижней кромки дивана не позволяло это сделать. Вот если бы по мне проехался асфальтоукладчик...

— Девки, открывайте! Обеих в Красную книгу занесу! — только теперь я опознала голос Брусникина. По всему видно: он проснулся, и, обнаружив, что замурован, ринулся на штурм двери.

— Ну, что стоишь? — Из шкафа высунулась мордочка Клюквиной. — Иди, освобождай своего Левиафана! Разнесет ведь всю квартиру.

— Пупсик, я бегу, — слабо вякнула я. В таком гневе я Димку еще не видела, оттого струсила страшно.

Дверь нашей комнаты содрогалась от мощных ударов и намеревалась немедленно слететь с петель. Стул, подпиравший ручку двери, угрожающе трещал. Я остановилась в полуметре от бастиона Брусникина и подобострастно пролепетала:

— Пупсик, ты не нервничай! Сейчас я тебя освобожу!

Грохот оборвался, но рычание не прекратилось. Секунда — и Димка на свободе. Легким движением руки пупсик отправил меня в полет до ближайшего угла небольшого коридорчика. По пути я снесла полочку для телефона, симпатичный розовый пуфик и уперлась носом в тумбу для обуви. Брусникин, забыв про костыли, на одной ноге поскакал в туалет. Быстро сообразив, что волновался супруг исключительно по нужде, я облегченно перевела дух. Но, как оказалось, испытания еще не кончились. Дверь Клавкиной комнаты распахнулась, и из-за двери выкатился странный клубок, отчаянно матерящийся клюквинским голосом. Самым приличным словом, которое мне удалось расшифровать, был крик японских камикадзе: «Банзай!»

— Афоня, держись! Отходи на позиции, сейчас наши подоспеют! Ну, кто желает попробовать комиссарского тела?! Подходи по очереди! — сестрица вращала вытаращенными глазами, словно добрый доктор-патологоанатом, обещающий своему пациенту долгую счастливую жизнь. Видать, членство в боевом братстве ко многому обязывает!

События сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Едва Клавка предложила кому-то тело какого-то комиссара, как дверь туалета распахнулась. На свет божий выполз счастливый Димыч. Интересно, чему он так обрадовался? Освобождению или телу комиссара? Впрочем, ликование любимого длилось доли секунды: Клюквина, настроенная очень по-боевому, опустила на голову Брусникина гладильную доску. Димка попытался оказать сопротивление, но зацепился гипсом за косяк и тяжело рухнул на пол: ногами в коридор, а головой — в туалет. Глазки моего супруга блаженно сомкнулись.