Читать книгу "Смерть президента - Виктор Пронин"

Ну а дальше все просто настолько, что и говорить неинтересно. Валютные счета, грузовые перевозки — доходило до того, что на своей куцей железнодорожной ветке Цернциц и загружал, и разгружал целые составы. С сытого Запада завозил лежалые конфеты, скисшие колбасы, технический спирт, тапочки для покойников, которые в своей неизбалованной стране продавал как туфельки для выпускного бала. А отгружал лес, металл, хлопок и даже нефть в молочных бидонах.

Было, все было.

А в результате, пожалуйста — Дом, устремленный в небеса, и кабинет на верхнем этаже, среди звезд, серебристых облаков и неопознанных летающих объектов, к которым Цернциц испытывал странную душевную привязанность, подозревая, что летают на них свои ребята, очень близкие ему по жизненным убеждениям.

Черная машина Цернцица подъезжала к Дому всегда в одно и то же время — в девять часов утра. И вахтер, старый фронтовик в золотых лампасах, тут же поправлял стрелки главных часов Дома. И даже если Цернциц опаздывал минут на десять, пятнадцать, двадцать, что бывало чрезвычайно редко, часы все равно устанавливались точно на девять часов, и весь день десятки тысяч служащих работали с учетом опоздания Цернцица.

* * *

В это утро Иван Иванович подъехал вовремя. Едва распахнулась дверца громадной машины с баром и сауной, вахтер бросил взгляд на главные часы — они показывали ровно девять. Он облегченно перевел дух, втянул живот и прижал ладони к бедрам. И десятки людей, оказавшихся в вестибюле, как железные стружки при приближении магнита, повернулись в сторону Главного Банкира и слегка, почти незаметно, склонили головы в его сторону. Разговоры смолкли, смех оборвался, недокуренные сигареты зажаты в кулаки. И, что делать, бледнели лица при появлении Цернцица, явно бледнели. Может быть, и не от страха, а от волнения, от высшей сосредоточенности, сознания важности момента, величия человека, который частой, ерзающей походкой, играя обильными ягодицами, склонив голову, в скромной позе самоуглубленности, помахивая чемоданчиком, входил в вестибюль.

— Рад приветствовать! — хрипло гаркнул ветеран, вытягиваясь еще больше, еще плотнее прижимая руки к бокам.

Цернциц чуть заметно кивнул, чуть заметно поморщился — неожиданно громкое приветствие вахтера заставило его вздрогнуть, и витиевато струящаяся мысль сделала резкий скачок, как перо самописца при подземном толчке.

И все охранники, где бы они ни находились в этот момент, вскочили и втянули животы, насколько это было возможно. Естественно, при этом из-под пиджаков вздыбились рукоятки и стволы пистолетов, автоматов, гранатометов и прочих предметов первой необходимости в любом банковском учреждении. Глава охранников Стыць по оплошности не успел встретить Цернцица у входа и, чтобы исправить ошибку, метнулся навстречу, но не подбежал вплотную, это было бы хамством, он остановился, замер в десятке метров, круто развернулся и пошел параллельным курсом, не приближаясь, но и не отставая от Цернцица.

Хитрый и подобострастный Стыць так точно рассчитал свой путь, что, несмотря на расстояние, отделявшее его от Цернцица, изловчился к лифту подойти первым и нажал кнопку вызова. Двери распахнулись в ту же секунду, поскольку лифт был блокирован и охранник у щита лишь в последнюю секунду включил рубильник. Внутренность лифта вспыхнула тусклыми зеркалами, приветствуя начальство, приглашая его войти, радуясь возможности услужить в это прекрасное утро.

Цернциц кивнул в знак благодарности и ступил внутрь кабины.

— Войди, — сказал он сипловатым голосом, и Стыць, ожидавший приглашения и опасавшийся, что его не последует, широко и радостно перешагнул порог. Двери захлопнулись, и скоростная кабина взметнулась в небо.

— Отлично выглядите! — осмелился произнести Стыць, не выдержав затянувшегося молчания.

— Все нормально? — спросил Цернциц, глядя в пол. Не потому, что там что-то увидел, нет, просто он не мог или не хотел разговаривать с людьми и видеть при этом их глаза. То ли от стеснительности, то ли опасался выдать какие-то свои мысли, а может, просто не желал видеть в глазах собеседника тайные помыслы и желания.

— Все в порядке! — ответил Стыць, стараясь вложить в свой голос благодарность за беседу. — Ребята на местах… Ничего чрезвычайного не произошло. И не произойдет! — В голосе Стыця отчетливо прозвучал металл.

— Хорошо. — Дверь распахнулась, и Цернциц вышел.

— Мне… С вами?

— Да.

Польщенный Стыць, сияя румяными щеками, устремился вслед за Цернцицем в кабинет, опять же не рядом, а чуть сбоку, чуть позади, почтительно склонив голову и прижав руки к бокам. Сотрудники молча застывали в коридоре, молча вскакивали со своих мест, пока Цернциц проходил мимо. Лишь когда он скрывался за дверью, снова оживали, обретали возможность двигаться, разговаривать и менять выражения лиц.

Целая стена кабинета представляла собой громадное толстое стекло, которое Цернциц не поскупился выписать откуда-то из Германии и нанял для этого специальную платформу. Стекло было чуть ли не в ладонь толщиной и такой потрясающей прозрачности, что его как бы не существовало, и оттого в кабинете постоянно ощущалось нечто жутковатое, провал в бездну, в небо, в звезды. Цернциц иногда подводил к стеклу гостей, с которыми предстояли тяжкие переговоры, и, таким образом, с самого начала вселял в их души холодок страха и неуверенности. Не видя стекла, человек цепенел от ужаса, думая, что перед ним пустота, тем более что коварный Цернциц спрятал за шторами несколько вентиляторов, которые гнали в лицо несчастному свежий воздух пространства и открытого неба.

Цернциц любил свое окно и, время от времени подходя к нему, скрестив на груди руки на манер толстозадого полководца, сломавшего себе хребет где-то в этих местах, любовался закатом, звездным небом, планетами. Похоже, он чувствовал себя наравне с небесными светилами.

Были у него для этого основания, были.

Сев за стол, Цернциц усталым движением придвинул к себе телефон, поднял трубку и словно бы только теперь невзначай увидел застывшего у двери Стыця.

— А, ты еще здесь…

— Как обычно? — спросил тот, так странно подавшись вперед, что эту его непередаваемую позу вполне можно было принять и за поклон, и за готовность куда-то броситься, помчаться, исполнить.

— Да…

— Кого?

— Подбери из новеньких… В этом деле мне нравится некоторая неумелость, — Цернциц смущенно улыбнулся. — На последнем финале мелькала какая-то светленькая…

— Будет, — кивнул Стыць.

— Хотя… — протянул Цернциц в некотором раздумье.

— Слушаю!

— Даже не знаю. — Он подпер ладонью щеку и посмотрел в пространство неба, словно ожидая оттуда совета.

— Я бы так не смог, — сдавленно вырвалось у Стыця, и он тут же прижал мясистую ладонь ко рту, будто брякнул нечто несуразное.

— Как бы ты не смог? — Цернциц услышал его слова.

— В последний момент, в самый-самый… Я бы сам к ней под стол полез.