Читать книгу "Журавли и карлики - Леонид Абрамович Юзефович"

Жохов с удовольствием вслушивался в родной уральский выговор с редуцированными гласными и восходящей интонацией в конце фраз.

– Она у нас в университете выступала, – говорил свердловчанин. – Объявление за два часа повесили, а все равно народу собралось – тысячи, на подоконниках стояли.

– Сидели, поди. На подоконниках-то! – резонно указала ему женщина, жалевшая Ельцина.

– Именно, что стояли! Там в актовом зале окна высокие, а когда стоят, больше людей помещается. Значит, выступила она, пошли вопросы. Встает один профессор с химфака, спрашивает: «Какая у вас политическая программа? Нельзя ли поподробнее?» Она говорит: «Наша программа очень простая, состоит всего из трех пунктов. Первый: КПСС – на х…!»

– Так прямо и сказала? – поразилась вторая слушательница.

– Зачем мне врать! Не на три буквы, не еще как-нибудь, а вот так, как я вам говорю. Все зааплодировали, она подождала, пока станет тихо, и продолжает: «Второй пункт: КГБ – на х…! Третий: цензуру – на х…!» Ее спрашивают: «И всё?» Она говорит: «А что вам еще нужно?»

Рассказчик горько усмехнулся и подвел резюме:

– С такой вот программой из трех пунктов они всю эту кашу и заварили.

Он ждал реакции, но женщины молчали. Одна потянула из сумки бутерброд.

– Было бы хоть четыре, всё легче, – сказал Жохов, оборачиваясь к вошедшему в вагон очередному коробейнику.

Они регулярно выходили из тамбура, как на сцену из-за кулис, и громко объявляли свой номер. Сейчас это была испитая тетка, богато интонированным голосом предлагавшая печатную продукцию. Казалось, она только раскрывает рот, а говорит кто-то другой. Жохов купил у нее газету «Сокровища и клады», но пока можно было смотреть в окно, читать не стал. За окном плыла усеянная строительным мусором, утыканная ржавым железом ничейная полоса в вечной войне между Москвой и Россией. Чем дальше, тем белее.

Глава 3На чужбине

7

Между станцией и поселком Рождествено раз в час курсировал автобус, по дороге делавший петлю с остановкой возде дома отдыха «Строитель», но Жохов не стал его ждать. Ходу оказалось минут сорок, последние десять – лесом. За воротами лес перешел в парк с выкорчеванным подростом и заколоченными павильонами на центральной аллее. Она привела к двухэтажному зданию в усадебном стиле – памятнику той эпохи, когда уже позволялось грустить пусть не о самих усадьбах, но хотя бы о сгоревших вместе с ними библиотеках. Полукруглый коринфский портик имел своей осью скребки для обуви, на лепном фронтоне венок из дубовых листьев обрамлял пересеченные косым андреевским крестом штангенциркуль и мастерок вольных каменщиков. Капители колонн состояли из побегов праздничного салюта с пятиконечными звездами наверху, среди них лепились полуобвалившиеся гнезда ласточек.

Жохов задрал голову, разглядывая эти руины птичьего уюта.

– Они прошлый год не прилетали, – сказал стоявший на крыльце мужик с дворницкой пешней. – При Горбачеве еще жили две пары, птенцов вывели, и всё, ни одной нету. А раньше-то было! Ой-ё, сколь.

Внутри чувствовалось, что скоро разлетятся и те, кто еще жировал здесь по последним профсоюзным путевкам. В холле одно поосыпалось, другое пооблезло, пустые ячейки образовались на большом, в полстены, мозаичном панно с долгостроем и башенными кранами. На их фоне художник изобразил золотой век советской индустрии в образе пожилого станочника, юной лаборантки и средних лет ученого, который только что расщепил мирный, вероятно, атом и держал его на ладони, показывая остальным. Все трое дружно шли в сторону женского туалета.

На рецепции Жохов протянул дежурной путевку и паспорт и, пока та переписывала паспортные данные, поделился с ней своей тревогой:

– Не завидую моему соседу. Со мной трудно.

– Пьете, что ли?

– Хуже. Искривлена носовая перегородка, страшно храплю. Неплохо бы меня изолировать. Я в агентстве просил отдельный номер, не дали.

– Чего это? У нас полно свободных номеров.

– Не знаю. Говорят, нету.

– Ладно, идите в двести восемнадцатый. Там видно будет.

Дежурная выложила на стойку ключ с привязанной к кольцу биркой из фанеры. Второй такой же остался висеть на гвозде, с которого она сняла этот.

В номере Жохов окончательно убедился, что соседа у него нет. Кровати заправлены по-казенному, в шкафу пусто, на стеклянном блюде рядом с графином оба стакана стоят вверх дном. Настроение улучшилось, он начал разбирать вещи. В ванной, как мореплаватель, впервые ступивший на неизвестную землю и в знак своего права на нее победно вонзающий древко копья в прибрежный песок, отточенным жестом воткнул в стакан зубную щетку, побрился харьковской электробритвой, рывком распечатал заклееенную на зиму балконную дверь и вышел на балкон. Черный парк, громадное небо, меркнущий свет не видимого отсюда закатного солнца – все дышало покоем.

До ужина оставалось полчаса. Жохов завалился на кровать с газетой «Сокровища и клады», прочел очерк о лозоходцах, изучил технические характеристики металлоискателей, с чьей помощью автор статьи не раз находил тайники с золотыми империалами в подлежащих сносу домах. Так время и прошло.

Столовая находилась в другом корпусе. В вестибюле торговал патриотической литературой мужик в синих галифе и солдатской гимнастерке со старорежимной, явно кооперативного производства, двойной офицерской портупеей с тренчиками для пистолета и шашки. На груди у него болтались орденские кресты из подозрительно легковесного белого металла, нарукавный шеврон украшала адамова голова, как у карателя из батальонов смерти.

Покупателей не было, все торопились на ужин. Оставив куртку в раздевалке, Жохов задержался у лотка, раскрыл брошюру под названием «Генералы о масонах». Продавец оживился.

– Очень рекомендую, – проникновенно сказал он.

– А что-нибудь еще из этой серии есть? – спросил Жохов.

– Из какой серии?

– Ну, должно же быть продолжение. Полковники о масонах, майоры о масонах. И так до сержантов. Можно и наоборот. Например, масоны о сержантах.

– Иди-ка ты отсюда, – сказал продавец, отобрав у него брошюру и бережно кладя ее на место.

В столовой Жохов поймал за локоть молоденькую официантку.

– Я новенький. Номер двести восемнадцать.

– Вон туда садитесь, – указала она. – Там накрыто.

За столом никто не сидел, но накрыто было на двоих. Он раздобыл у соседей горчицу, в два счета покидал в рот жидкие котлеты с хрустящей на зубах гречкой и не без труда поборол соблазн приложиться к чужой порции. Официантка принесла творожную запеканку. Умяв и ее, Жохов подошел к общему столу, налил из большого чайника стакан кефира.

– О-ой! – удивилась стоявшая рядом девочка, когда из носика потекла густая белая струя.

– Что-то не так?