Читать книгу "Полковник Шабер - Оноре де Бальзак"

— Стало быть, — произнес Годешаль, — графине Ферро приходится теперь ладить с двумя?

— А вот и она подъехала! — воскликнул Симонен.

В эту минуту вошел полковник и спросил Дервиля.

— Он у себя, господин граф, — сказал Симонен.

— Вот как! Оказывается, ты, озорник этакий, вовсе и не глухой? — пошутил Шабер, схватив мальчишку за ухо к общему удовольствию писцов, которые залились смехом, поглядывая с почтительным любопытством на столь необычного клиента.

Граф Шабер прошел к Дервилю в тот самый момент, когда на пороге конторы появилась графиня.

— Вы подумайте только, Букар, какая диковинная сцена разыграется сейчас у патрона! Графиня будет проводить четные дни с графом Ферро, а нечетные — с графом Шабером. Как бы не запуталась! Ей придется записывать.

— Если впала в графоманию, пускай записывает! — сказал Годешаль. — В високосные годы графы будут квиты.

— Да замолчите же вы, господа! Вас могут услышать, — строго произнес Букар. — Где это видано, чтобы так высмеивали клиентов!

Едва Дервиль успел проводить полковника в свою спальню, как в кабинет вошла графиня.

— Сударыня, — сказал поверенный, — я не знал, приятно ли вам будет видеть графа Шабера, поэтому я счел за благо принять вас каждого в отдельности. Однако, если вы пожелаете.

— Крайне вам благодарна, сударь, за вашу чуткость.

— Я заготовил проект договора, условия коего могут быть оспариваемы как вами, так и господином Шабером в процессе обсуждения. Я буду последовательно переходить от вас к нему, взаимно предоставляя той и другой стороне обмениваться через меня своими мотивами.

— Начинайте, — сказала графиня с нетерпением.

Дервиль начал читать:

«Мы, нижеподписавшиеся, граф Гиацинт Шабер, бригадный командир, награжденный большим офицерским крестом ордена Почетного легиона, проживающий в Париже, на улице Пти-Банкье, с одной стороны, и госпожа Роза Шапотель, супруга вышеупомянутого графа Шабера, родившаяся в…»

— Опустим вступительную часть, — прервала его графиня. — Переходите прямо к самим условиям.

— Сударыня, — сказал поверенный, — во вступительной части вкратце излагается ваше положение в отношении друг к другу. Засим в пункте первом вы признаете в присутствии трех свидетелей, а именно двух нотариусов и владельца молочной, где проживает ваш супруг, которых я посвятил в тайну, обязав хранить полнейшее молчание, — итак, повторяю, вы признаете, что личность, о которой идет речь в прилагаемых к договору документах, подлинность коих удостоверена соответствующим актом, составленным вашим нотариусом Александром Кротта, является графом Шабером, вашим первым супругом. В пункте втором граф Шабер в ваших интересах обязуется воспользоваться своими правами лишь в случае, оговоренном настоящим актом. То есть, — прибавил Дервиль как бы мимоходом, — в случае невыполнения условий данного секретного соглашения. Со своей стороны, — продолжал поверенный, — господин Шабер обязуется совместно с вами исходатайствовать у суда постановление, аннулирующее акт о его кончине и признающее ваш брак с ним расторгнутым.

— Но это для меня совершенно неприемлемо, — изумленно произнесла графиня. — Я не хочу процесса. Вы сами знаете, почему.

— По пункту третьему, — с невозмутимым спокойствием продолжал поверенный, — вы обязуетесь внести в государственное казначейство капитал для выплаты вышеупомянутому графу Гиацинту Шаберу пожизненной ренты в двадцать четыре тысячи франков, с тем чтобы в случае смерти полковника этот капитал перешел к вам…

— Но это слишком много! — воскликнула графиня.

— Вы надеетесь договориться на меньшей сумме?

— Возможно.

— Чего же вы, в сущности, хотите, сударыня?

— Я хочу… я не хочу суда… я хочу…

— Чтобы он остался мертвецом — живо перебил ее Дервиль.

— Сударь, — произнесла графиня, — если вы требуете ренты в двадцать четыре тысячи франков — хорошо, будем судиться.

— Да, будем судиться! — сдавленным голосом воскликнул Шабер, который распахнул дверь спальни и внезапно появился перед своей женой. Он заложил левую руку за вырез жилета, а другую простер книзу — жест, которому память о необычайных злоключениях полковника сообщала какую-то ужасающую выразительность.

«Это он!» — подумала графиня.

— Слишком много! — повторил старый солдат. — Я дал вам почти миллион, а вы хотите выгадать на моем несчастье! Так знайте же, теперь я потребую и вас и ваше состояние. Наше имущество не разделено, наш брак не расторгнут.

— Но, сударь, вы вовсе не полковник Шабер! — воскликнула графиня с наигранным изумлением.

— Ах, так! — произнес старик с глубокой иронией. — Так вам нужны доказательства? Что же, я взял вас из Пале-Рояля…

Графиня побледнела. Увидев под румянами эту бледность, старый солдат был тронут страданием, которое он причинил обожаемому некогда существу, и умолк; но он был вознагражден за свое великодушие таким ядовитым взглядом, что не сдержался и прибавил:

— Вы были в…

— Увольте, сударь, — сказала графиня, обращаясь к поверенному. — Разрешите мне удалиться. Я пришла сюда вовсе не затем, чтобы выслушивать такие ужасы.

Она поднялась и вышла. Дервиль бросился вслед за ней в контору, но графиня уже выпорхнула, как будто на крыльях. Возвратившись в свой кабинет, Дервиль увидел, что полковник в приступе дикой ярости расхаживает по комнате крупными шагами.

— В ту пору, — произнес он, — каждый брал жену, где ему хотелось; но я, к сожалению, сделал плохой выбор, доверившись внешности. У нее нет сердца.

— Ну что, полковник, разве я был не прав, когда просил вас не показываться? Теперь я нисколько не сомневаюсь, что вы — полковник Шабер. Когда вы вошли в кабинет, графиня не могла удержаться от движения, которое невозможно истолковать двояко. Зато вы проиграли процесс: вашей жене известно, что вас нельзя узнать.

— Я убью ее…

— Безумец! Вас арестуют и гильотинируют как убийцу. Впрочем, в решительный момент у вас дрогнет рука, а это непростительно, особенно когда дело идет о собственной жене. Предоставьте мне исправлять ваши промахи, большое вы дитя! Идите домой. Берегитесь, она способна подстроить вам ловушку и упечь вас в Шарантон. Я представлю наши бумаги в суд, чтобы уберечь вас от каких-либо неожиданностей.

Бедный полковник повиновался своему молодому благодетелю и удалился, бормоча извинения. Он стал медленно спускаться по темной лестнице, уйдя в свои невеселые мысли, сраженный жестоким ударом, который, быть может, больнее всего пронзил его сердце, как вдруг на нижней площадке он услышал шелест женского платья и увидел графиню.

— Идемте, сударь, — произнесла она, беря его за руку таким знакомым и родным ему движением.

Жеста графини, звука ее голоса, ставшего вдруг нежным, было достаточно, чтобы укротить гнев полковника, и он послушно последовал за ней к карете.