Читать книгу "Убийство в старом доме - Энн Грэнджер"

Кармайкл неодобрительно кашлянул. Он был пресвитерианцем и не терпел легкомыслия в религиозных вопросах.

Моррис мрачно посмотрел на платочек и вдруг сказал:

— Послушайте, инспектор… Почему он не притащил ее к реке и не утопил? Тогда мы бы, скорее всего, решили, что она покончила с собой… Неужели убийца не понимал, что в доме, назначенном под снос, ее обязательно найдут?

— Да, сержант, это интересный вопрос! По-моему, все дело в том, что ему почему-то было удобно притащить ее в Агартаун. Возможно, он не подумал, что перед сносом в дом войдут рабочие. В конце концов, всю мебель и прочую утварь давно вывезли. Может быть, он надеялся, что дом сразу начнут рушить снаружи и он рухнет на нее, подобно тому как рухнул храм на мучителей Самсона… — Последнее я добавил, чтобы подразнить Кармайкла. Знаю, я поступил недостойно, но так уж получилось. — Он думал, что труп будет обезображен до неузнаваемости… Когда станут вывозить строительный мусор, ее тело, конечно, найдут, но в таком состоянии, что невозможно будет установить, когда и как она умерла.

Я отошел от стола, и Моррис, не скрывая облегчения, бочком двинулся к двери.

— Оставляем ее вам, доктор, — сказал я Кармайклу.

Сзади послышался шорох; к нам подошел молодой человек с прямыми льняными волосами и одутловатым лицом. На нем был фартук, напоминающий фартук мясника. Мне уже доводилось встречаться с ассистентом Кармайкла, и он не понравился мне с самой первой встречи. Еще меньше понравился он мне сейчас. Он взглянул на покойницу, и глаза у него заблестели. Когда я увидел его лицо, по спине у меня пробежал холодок. Правда, подумал я, на такую работу немного найдется охотников.

Вернувшись спустя полтора часа в свой кабинет, я снял пальто, закатал рукава и окунул голову в таз с водой, смывая пыль и утренние запахи. Тут мне принесли предварительный отчет Кармайкла. Я вытер мокрое лицо полотенцем, а потом взял у констебля лист бумаги.

Мнение Кармайкла относительно причины смерти не изменилось. Он обнаружил кое-что любопытное. Хотя, судя по сложению и общему состоянию, покойница в целом неплохо питалась, последние сорок восемь часов до смерти она ничего не ела: ни в желудке, ни в кишечнике не нашлось остатков пищи. Впрочем, самое важное свое открытие он сообщал лишь под конец. Я понял: скорее всего, это и было мотивом убийства.

Глава 4

Элизабет Мартин

Ничего удивительного, что после долгого, трудного дня я спала крепко и не слышала, как вернулся Фрэнк. Однако вставать я привыкла рано и проснулась, как обычно, в шесть.

Мне захотелось выскочить из кровати, но странно было сознавать, что мне не придется приступать к домашним хлопотам, потому что ими займется кто-то другой. Я перевернулась на другой бок и попыталась снова уснуть, однако у меня ничего не вышло.

Меня побуждала встать не только сила привычки. Из окна, которое я оставила приоткрытым, доносился шум просыпающегося большого города. По булыжникам грохотали повозки, и рабочие, спешащие на утреннюю смену, обменивались друг с другом приветствиями. Мне показалось, что лондонцы просто не умеют разговаривать тихо.

Потом я услышала:

— Мо-ло-ко-о! Прямо от коро-овы!

К моему изумлению, зов сопровождался жалобным мычанием. Корова — здесь, в центре модного Лондона? Я выбралась из-под одеяла, подбежала к окну и, подняв раму как можно выше, высунулась наружу.

Ну да, внизу стояла корова; ее вел за веревку мальчишка. Корова была унылой, грязной и тощей. Из кухни нашего дома выбежала девчонка в большом, не по размеру, чепце и фартуке, с кувшином в руках; поднявшись на крыльцо, она заговорила с молочницей, державшей маленький трехногий табурет. Видимо, они договорились, потому что молочница поставила табурет на землю, села на него и начала доить корову в металлический бидон-мерку. Когда бидон наполнился, она встала и вылила содержимое в кувшин, который подставила ей девчонка в чепце. Та протянула молочнице несколько монет. И девчонка осторожно понесла молоко вниз, на кухню, а корова и ее сопровождающие отправились дальше. Через несколько минут крик «Мо-ло-ко-о!» послышался с соседней улицы; крик сопровождался скорбным мычанием несчастного животного, которое таскали по булыжникам на веревке.

Я отвернулась от окна и оглядела свою комнату.

В одном углу стоял умывальник; я надеялась, что мне принесут горячую воду для умывания, но когда — понятия не имела. О том, чтобы снова лечь, теперь не могло быть и речи. Я решила спуститься и, пока все спят, осмотреть дом. Наскоро одевшись, я вышла в коридор.

Ни на втором, ни на первом этажах никого не было. Должно быть, прислуга сейчас внизу — ведь девчонка с кувшином поднималась оттуда за молоком. Скорее всего, сейчас слуги завтракают. Гостиная и столовая оказались пустыми. Я заглянула еще в одну комнату в тыльной части дома. Судя по всему, здесь размещалась малая столовая, и обитатели верхних этажей здесь завтракали. На длинном дубовом столе я увидела подносы для мяса, блюда для горячего и подставку для пароварки. На первом этаже оставалась лишь одна комната, в которой я еще не бывала, — она находилась с правой стороны от парадного входа. Я повернула ручку и вошла.

В нос мне ударили сразу два знакомых запаха: книжных переплетов и застарелого табачного дыма. Я поняла, что очутилась в библиотеке. Должно быть, именно сюда вчера после ужина удалились доктор Тиббет и Фрэнк. В библиотеке было темно; подойдя к окну, я раздернула тяжелые гардины и впустила в комнату утренний свет. Комната оказалась небольшой; вдоль стен тянулись книжные стеллажи, а посередине стояли большой письменный стол с кожаной столешницей и стул. По обе стороны от камина расположились два удобных с виду кожаных кресла. Мне не терпелось поближе познакомиться с книгами; я представила, как сижу в мягком кресле и читаю… если, конечно, миссис Парри отпустит меня надолго.

Над камином висел портрет красивого мужчины с густыми темными волосами, вполне цветущего вида. Его лицо показалось мне знакомым. Я задумалась — и вдруг вспомнила гостя, который приезжал к нам, когда я была еще совсем маленькой — лет шести или около того.

Я знала, что к нам едет гость, задолго до того, как он прибыл, из-за того, что Мэри Ньюлинг наготовила целую кучу угощений. Она ежедневно кипятила кастрюлю с бульоном, чтобы тот «не прокис». Она испекла замечательный торт огромных размеров, начиненный сухофруктами и украшенный жареными орешками, которые мне попробовать не позволили, пригрозив: если я сейчас съем хоть один, мне не позволят взять ни кусочка позднее, когда торт подадут на стол и разрежут. На леднике лежала свиная нога в ожидании великого дня приезда гостя. Мэри Ньюлинг объяснила, что отнесет ее пекарю, который сунет ее в печь после того, как испечет хлеб. Как на Рождество, хотя до Рождества оставалась еще не одна неделя.

После приезда гостя меня услали в детскую, и я увидела лишь верхушку его цилиндра, когда он спрыгнул из двуколки, посланной встречать его. Молли Дарби, моя няня, высунувшись из окна рядом со мной, увидела не больше меня — к ее большому разочарованию. Но потом меня позвали вниз в нашу тесную гостиную. Отец хотел познакомить меня с гостем.