Читать книгу "Мы - истребители - Владимир Поселягин"

— Ни о чем особенном, товарищ майор. Просто уточнил, кто она.

— Давай в подробностях, даже интонации чтобы были. Ясно?!

— Ясно, — со вздохом протянул я.

— Простите?! — «Николь» смотрела на меня удивленно.

«Ошибся», — мелькнула мысль в голове. Передо мной стояла моя бывшая девушка из прошлого. Пепельно-русые волосы были свободны от всяких заколок и тому подобного, ниспадая на плечи. Чувственные алые губы скрывали жемчужные зубки, правильное лицо, челка, закрывающая высокий лоб, великолепные глаза дополняли картину. Она была красивее Николь, и намного красивее.

— Извините, ошибся. Вы мадмуазель Лаффает? Дочь командора Лаффаета? Командира эсминца «Бодрый»?

— Да. Вы меня знаете? Вы знаете отца? — на одном дыхании затараторила она.

Тут я поймал взгляд Архипова и понял, что пора прекращать — зарвался со своими вопросами. Нужно было просто сказать, что ошибся, прекратив на этом наш разговор, и не спрашивать про отца. Мысли вихрем пронеслись в голове, будоража воспоминания. Перед глазами встала Николь, рассказывающая про своих предков. Я тогда даже фотографии видел. Что-то она такое говорила про подругу своей бабки?..

— Нет, я не знаю ни вас, ни вашего отца. Мне про вас рассказала Жанна Дьюпери. И фотографии показывала.

— Вы знаете Жанну?

— Встречались как-то, — слегка отрешенно ответил я. Жанна Дьюпери была подругой Мишель, в сороковом году, еще до войны, она побывала в Союзе в составе какой-то делегации, та Николь об этом мельком упомянула, а я, гляди-ка, запомнил. Сама Жанна погибла во Франции, во время очередного налета британцев на прибрежный город, в котором жила в оккупации. Это все, что я знал.

Пора было срочно исправлять ситуацию, поэтому, обведя взглядом собравшуюся прессу, мельком глянув на активно греющего уши британца, сказал:

— Извините, товарищи. Девушка очень похожа на одну мою знакомую, вот и обознался. Извините. Ну что, приступим?

Я стал отвечать на первый вопрос одного из наших ребят, одновременно думая:

«Наверное, зря я с Мишель сразу заговорил на французском, это сразу дало понять, что принял её за такую же француженку. Б…я! Долбаный британец!»

Отвечал я, тщательно подбирая слова. Спрашивал и Болтон, ему я пару раз ответил на английском, давая понять, что владею им, так мне велел Архипов.

Через час довольные корреспонденты удалились из моей палаты, на прощание искренне пожелав поскорее выздоравливать и продолжать бить немцев.

В общем, встреча с прессой прошла не так, как ожидалось. Скомканное начало было. М-да.

— Вот и все. Больше мы с ней ни о чем не говорили.

— А что это за Николь, с которой ты ее спутал?

— Моя девушка во Франции, она погибла в тот же день, что и моя семья. А командора Лаффаета я знал. Не лично, конечно, но знал. Он был другом моего дяди, и его фотография с дочерью была в фотоальбоме, да и дядя про него рассказывал. Я еще тогда удивлялся, как она похожа на Николь.

— Понятно. Напишешь об этой встрече рапорт, сейчас тебе сержант Путилин бумагу принесет.

— Хорошо, напишем.

— Добавку будешь? — спросила у меня Даша.

— Чего-нибудь сладкого, — протяжно зевнув, ответил я.

— У меня ничего нет, — растерялась она. Стандартный обед в госпитале не баловал разнообразием, вот и сейчас был борщ на первое, на второе гречневая каша с подливой и котлетой. Еще чай. Бывало, и фрукты приносили, но редко.

— Как нет? А ты? — Я поцеловал ее. Она действительно была сладкой.

О наших отношениях знал весь госпиталь. Вчера в присутствии нескольких человек я сделал Дарье предложение. Выбор был осознан, я просто не представлял своей второй половинкой другую. Единственная, кто мог стать моей второй половинкой, это Дарья. Настолько милой, верной и счастливой я представлял свою будущую жену. Свадьбу мы решили сыграть после войны, а пока просто расписаться, после того как стану ходить хотя бы с палкой, а не как сейчас — уже неделю пытаюсь ковылять на костылях.

С той встречи с прессой прошло уже две недели. Честно говоря, трудных недели: мне пришлось выдержать немало тяжелых бесед с майором. Но и это закончилось, как все когда-нибудь кончается. Как-то Архипов признался, что Мишель не раз пыталась добиться встречи со мной, но ей всё время отказывали. Меня это не особо расстроило — девушка понравилась, не более. Чувств у меня к ней не было, других причин встречаться — тоже. У неё — не знаю. Может, она просто хотела поговорить с человеком, знавшим близкую подругу…

Наконец оторвавшись от меня, Дарья запахнула халат и тяжело дыша сказала:

— Хватит. Мне поднос отнести нужно.

— Как только, так сразу отпущу, — прижал я ее к себе.

— Отпусти. Ой, совсем забыла, к нам в госпиталь еще одного героя положили!

— Кто такой? — Мои пальцы перебирали ее локоны.

— Сержант Костюченко, артиллерист. Говорят, он один подбил пятнадцать танков.

— Костюченко… Костюченко… Что-то знакомое. Где-то я эту фамилию уже слышал, — протянул я задумчиво, пытаясь вспомнить.

— Он в соседней палате лежит, можешь зайти познакомиться.

— Скорее уж доковылять.

Девушка встала, привела себя в порядок и, подхватив поднос, направилась к двери, когда я окликнул ее:

— После концерта приходи, я тебе персонально спою.

— Хорошо! — взошло солнышко от ее улыбки.

Не знаю, почему я влюбился в нее. Говорят, что многие раненые влюбляются в своих сиделок, медсестер и врачей женского пола. Уж не знаю, как называется эта болезнь, может, и у меня то же самое? Главное — это то, что все меня устраивало. Дарья будет прекрасной женой, и этим все сказано. Может, мы несколько поторопили события, но идет война и мне бы хотелось, если со мной что-нибудь случится, чтобы все, что я заработал за эти месяцы, отошло к родному человеку, а Дашу я уже считал своей частичкой, половинкой.

Проблем с Мариной Лютиковой не было — письма я получал не только от своих фанатов и поклонников, но и однополчан. Никитин пошел на повышение, и полком сейчас командовал новый командир, майор Рощин, вот с ним она и жила. Никифоров писал, что у них была любовь с первого взгляда. Что ж, может быть, в такую любовь я верил, с Дарьей было то же самое. Может, это как-то по-детски получилось — влюбилась она в мою фотографию, в самую первую, где я стою весь в бинтах на крыле самолета после жаркого боя с двумя «мессерами». Обиды от расставания не было. Облегчение — да, а обиды нет. Кольнуло только жало совести, что первым не отправил письмо, а узнал все от нашего полкового особиста. Да и, честно говоря, отношения наши с Лютиковой были скорее дружескими, никакой любовью там и не пахло.

Вечером после процедур направился в большой зал. Раньше в нём было складское помещение, которое переоборудовали в огромную общую палату, именно тут в последнюю неделю я устраивал свои концерты, которые пользовались все большим и большим успехом. Все ходячие и неходячие старались поприсутствовать на них, палату, бывало, забивали до упора. Местные, хозяева этого импровизированного зала, уступали другим раненым места, поджимая ноги или отодвигаясь, чтобы они могли сесть.