Читать книгу "Убийство в доме свиданий - Сергей Васильевич Карпущенко"

сапоги перед светом лампы, как ни смотрел на кожу через лупу, обнаружить отпечатки не удалось, а в голове уже сновала назойливая, как приставшая муха, мысль: «Ну, положим, вчера какой-то сумасшедший на самом деле девицу зарезал да и убежал неведомо куда, ну а сегодня-то? Ведь чистое самоубийство. Кто же был здесь? Ряженый какой-то? Оборотень? Черт?»

Тело женщины между тем уже лежало на кровати, и Вукол Кузьмич внимательно осматривал его, предварительно сняв веревку и полотенце.

— А полотенцем-то она зачем шею обмотала, господин доктор? — спросил Выжигин.

Старичок с оттенком осуждения посмотрел на Выжигина, точно он задал какой-то неделикатный, неуместный вопрос.

— Ну как же! — мягко проговорил он. — Хоть и собралась помереть добровольно, так ведь от излишнего страдания кому ж не хочется уйти? Часто так делают, чтобы помягче было.

— Выходит, и сомнений быть не может, что самоубийство это, а не убийство?

Доктор уклончиво покачал головой:

— А это вам, господин сыщик, виднее должно быть. Бывает всякое; и задушат, а потом подвесят, но здесь я следов удушения, например, руками не нахожу, да и подушкой ее вряд ли задушили. Осмотрел я подушки. Если б воспользовались ими при удушении, слюна бы непременно осталась, следы зубов. Так ведь нет ничего. Скорее всего, сама…

Вдруг взгляд Выжигина упал на второй стул. Стоял он неподалеку от висевшей женщины, вершках в пяти от ее ног — это Степан Андреевич хорошо запомнил. Было понятно, что именно на этот стул взбиралась самоубийца, но вот только как могло случиться, что стул этот не упал, когда женщина оттолкнула его от себя?

— Да, Остапов, поторопились вы снять те-то, — недовольным тоном сказал Выжигин.

— Это почему же? — насторожился помощник.

— Да хотелось мне посмотреть, примерить, как женщина умудрилась не уронить его, когда повисла в петле-то…

— А всякое бывает, — равнодушно заметил Остапов. — Мог покачаться-покачаться стульчик, да и не упасть.

Выжигин стоял рядом со стулом, смотрел то на него, то на крюк, на котором еще висела обрезанная веревка. Взглянул на покойницу — ростом невелика, а крюк-то высоко. Встал на стул, попытался дотянуться до крюка. Привязать веревку к крюку он бы смог, но и то потрудиться бы пришлось, а тут — женщина. Да и веревка показалась Выжигину не то чтобы странной, а какой-то неподходящей для заведения — толстая, грубая. Кажется, именно такими веревками пользовались палачи.

Он вышел в коридор. Проститутка, приведшая полицейских сюда, стояла рядом с хозяй-кой и еще какой-то женщиной, наверное экономкой. Кофта на груди уже была застегнута, как видно, по приказанию владелицы заведения. Неподалеку молча толпились другие обитательницы дома, понуро курили.

— Я вас попрошу зайти, — сказал Выжигин проститутке с синяком и, когда женщина очутилась в спальне и завороженно уставилась на свою мертвую товарку, спросил: — Это вы обнаружили мертвую?

— Я.

— Прекрасно, — кивнул Выжигин. — А что подтолкнуло вас к тому, чтобы заглянуть в ее спальню? Разве у вас положено наведываться в гости во время… работы? Вдруг у нее посетитель?

— А правило у нас такое в доме: посетителя имеешь, дверь на крючок закрой, — мрачно сообщила женщина, продолжая всматриваться в посиневшее лицо удавленницы. — Я проходила мимо, смотрю — дверь приоткрыта, ну и заглянула. Дружили мы с Катюхой… — Выжигин так и вздрогнул, услышав имя женщины, лежавшей сейчас на кровати. — Ну вот, заглянула — да как закричу! Сразу поняла я, что ее убили, посетитель убил, удавил да и повесил.

— Откуда же вам может быть известно наверняка, что убил? Разве Катерина не могла повеситься сама?

— Знали бы вы ее! — хмыкнула женщина. — Она умницей была, спокойной, ласковой и жить хотела долго. Говорила, что скоро уйдет из дома, работу какую-нибудь подыщет. Из благородных она была, только померли у нее родители да и бедными-пребедными были, хоть и дворяне.

Эта деталь показалась Выжигину малопримечательной. Ему так и не терпелось спросить:

— Скажите, а что-нибудь из мебели вы в этой комнате не передвигали? Стул, например. Ну, случайно хотя бы, нечаянно.

Презрение исказило губы женщины:

— А зачем мне это делать, мент[2]? Я только с порога на Катюху посмотрела, сразу все поняла, потому что и одежду ее посетителя увидела, да и кинулась по коридору. Стучала в каждую спальню, кричала: «Катерину еёный кобель ухайдокал I Как и ту убил, с Екатеринослав-ской!» Ну тут как начался шурум-бурум!

— Откуда же узнали о смерти проститутки на Екатеринославской?

— Э-э, сыщик — у нас, проституток, свой телеграф есть! Быстро узнали, уже утром. И про одежду, тем кобелем снятую, тоже узнали. Вот и поняла сразу, что убийство, а не сама она. Говорю же, — вдруг перешел голос женщины на резкий, пронзительный визг, — не хотела она помирать!

— А вы посетителя Катерины видели?

— Нет, не видала. Я тогда с посетителем занималась своим — часа два он меня ворочал.

— Кто же мог видеть его?

— Швейцар, наверное, Гаврила. Он ведь там внизу все время трется — каждого видит.

Выжигин отпустил женщину, подошел к Остапову, внимательно изучавшего уже снятую с шеи петлю.

— Смотрите-ка, Степан Андреич, а узелок-то мудреный, мастерски завязан узелок. Могла ли девка сама такой навязать?

В самом деле, Выжигин, присмотревшись к узлу на толстой веревке, увидел, что он имеет какую-то сложную, в то же время правильную форму. Степан Андреевич попытался представить себя в состоянии возбуждения, когда вдруг почему-то захотелось расстаться с жизнью при помощи петли, но увидеть самого себя сидящим за вязкой сложного узла не сумел — поскорей бы схватил какой-нибудь шнурок, наскоро связал бы узел и…

— Веревку запакуйте, разыщите горничную и спросите у нее, не пропадало ли что из гардероба покойницы. Только пусть тщательно посмотрится пойду пройдусь…

Вышел Выжигин из спальни для того, чтобы разыскать швейцара Гаврилу. Спрашивал о нем у попадавшихся навстречу проституток, но они мотали головами — на знаем, дескать. «Спрятался куда-то, когда бунт начался, — подумал Выжигин. — Ведь и его, как представителя «племени кобелиного», могли избить под горячую руку». Спустился вниз и тут увидел сидящего у входа мужика, лысой головой и чисто выбритым лицом напоминавшего скопца. «А может быть, он и есть скопец? — усмехнулся про себя Выжигин. — Как евнух при султанском гареме здесь живет, зато никакие страсти его уж не волнуют».

— Не ты ли Гаврилой будешь? — встал над скопцом Выжигин.

— Ну, я Гаврила, — не вставая, снизу вверх недружелюбно посмотрел на Выжигина привратник.

— Да ты бы поднялся, любезный, когда с тобой чин сыскной полиции разговаривает, — прозвенел металл в голосе Выжигина.

Гаврила вскочил с места быстро и ловко, как ванька-встанька.

— Чего изволите-с? — осклабился в