Читать книгу "Мать велела герань не поливать - Таша Муляр"

их город и страну обрушилась большая беда. Люди бежали, срочно бросали дома, вещи, оставляли все любимое, дорогое и нажитое поколениями. У них не оставалось ничего. Она не хотела уезжать. Плакала, хваталась за него, хотела быть только с ним, и неважно, где и как. Он остался. Ему нельзя было ехать.

Она навсегда запомнила, как прощалась с ним в доме бабушки. Где-то далеко грохотали небо и земля, рушились чьи-то судьбы, исчезали села и деревни, плакала земля. Она быстро поцеловала его и вышла, оглянувшись напоследок, стараясь запомнить взгляд и тепло, оставить в памяти аромат абрикосового сада, который проникал в дом сквозь распахнутые, несмотря ни на что, окна, и солнечные лучи, что струились сквозь комнату, играя пылинками над дощатым коричневым полом…

На огромном столе, за которым они часто собирались всей семьей, стояла миска, накрытая салфеткой. Хлеба в ней не было, да и, наверное, уже никогда не будет. Именно таким она запомнила тот дом навсегда. Они сбегали. Никто не знал, что их ждет. Ей было больно оставлять дом детства, прощаться с ним и с бабушкой, которая не согласилась уезжать.

– Куда же я без них? – Бабушка показала рукой в сторону кладбища, где были похоронены все ее родные, прижала к себе Лену, поцеловала сухими губами в висок, поправила ей волосы. – езжай, деточка, маме твоя помощь нужна, а мы уж тут справимся, да, Михель?

* * *

Они долго переезжали с места на место. Нигде не могли найти пристанища и стать своими. Лене некогда было дышать. Она помогала родителям, заботилась о младших, они обустраивали быт. В редкие минуты наедине с собой скучала по нему. Ей было тоскливо и одиноко, не к кому прижаться, рассказать свои девичьи боли, обсудить какие-то курьезные случаи, посмеяться или просто поплакать, обняв своего огромного мягкого Михеля. Ей казалось, это навсегда, ведь она так сильно скучает.

Прошло время. Они, конечно, обустроились. Мама по-прежнему сидела дома. Готовила на всех, убирала, стирала, ждала их с работы. Отец устроился по специальности, дети ходили кто в школу, кто в колледж.

Лена, как только смогла, переехала в другой город. Ей казалось, так, вдали от всех, будет лучше. Думала, что сможет стать сама собой, ну, если не стать, хотя бы узнать, кто же она. На новом месте всем представлялась Элен. Никто не спрашивал, почему ее так зовут. Тут это никого не удивляло. В новой жизни вообще мало кто интересовался другими людьми. Все жили словно в параллельных мирах. Каждый сам по себе.

По ночам снился абрикосовый сад, ее Михель и бабушкины руки, белые от муки. Как случилось так, что она забыла его? Повзрослела или очерствела? Кто этот мужчина в ее доме? Хотя какой же это ее дом? Где он остался, тот настоящий дом, затерявшийся среди зеленых холмов и цветущих садов, с белыми занавесками на двойных окнах, с теплым молоком и горячим хлебом, пахнущим счастьем?.. Где тот, кого она, казалось, любила всегда?

– Элен, мы сегодня ужинать будем или ты опять не со мной? – спросил мужчина, с которым она живет.

– Ты вернулся? – удивленно спросила Лена.

– Ты словно и не ждала, – утвердительно сказал он и вышел из кухни. – Позовешь, когда будет готово. Кстати, тут тебе телеграмма.

* * *

Проводив людей, Лена медленно собирала с поминального стола посуду. Из всей семьи приехала только она. Ни мать, ни отец не смогли, братья тоже сказались занятыми, сестры разъехались по другим странам и просто не успели бы на похороны. А она? Она не могла не приехать. Бабушка любила ее сильнее всех. Наверное, Лену больше никто не будет так любить – просто за то, что она Лена и она есть.

В этом доме не хотелось быть Элен. Бабушка всегда звала ее Леночкой. Тихо так звала, словно шепотом, однако Лена всегда слышала и прибегала.

– А что же ты Михеля не взяла с собой? Садись, внучка, будем чай пить. Смотрю, как ты устала, отдохни, деточка.

Лена вытирала белоснежные тарелки накрахмаленными полотенчиками с вышивкой и вспоминала, как провожала бабушку сегодня и гладила ее маленькие, сухие, морщинистые руки, сложенные домиком на груди. Платочек на голове чуть сбился в сторону. Лена поправила седые волосы, вернула платочек на место и прижалась сухими губами к бабушкиному виску.

– Прости меня, моя любимая! Прости! – Она не сдерживала слез. Ей было легко и спокойно оттого, что бабушка вернется к своим, и бесконечно стыдно при мысли, как она тут справлялась одна, без них всех.

* * *

Господи, сколько вещей! Что теперь с этим делать? Лена второй день прибиралась в доме: мыла, стирала, протирала пыль, крахмалила шторы и скатерти, набрала в саду цветов и наполнила ими все вазы в доме, сдернула черную ткань с зеркал. Ей хотелось жизни. Она чувствовала, как бабушка одобрительно смотрит на нее с небес, от этого сердце Лены наполнялось светлой печалью.

Дом был большой. Его пустота пугала и отталкивала. Она разбиралась в нем постепенно, каждый день – новая комната, оставляя напоследок детскую спальню. Ее словно что-то останавливало и отвлекало каждый раз, когда она собиралась туда зайти.

– Ну, вот мы и встретились. – Лена стояла перед своим Михелем и не узнавала его. Он был совсем другим. Жалким, потрепанным, с израненной душой. Ее удивило, какой он маленький, совсем небольшого размера. Куда девалась былая стать?

Тонкая грань между «соскучиться» и «отвыкнуть».

Лена больше не любила его. Ей было тепло от воспоминаний, но не более. Она словно очнулась от сна, в котором пребывала много лет, живя в чужом городе с чужими людьми, помогая всю жизнь матери с отцом и обслуживая братьев и сестер.

Здесь же было все свое, тут она словно нашла ту самую маленькую Лену, которая еще не Элен.

Лена достала из чулана керамический бочонок с мукой, сняла треснувшую крышку. На большой деревянный кухонный стол насыпала горку муки, сделала в середине углубление, разбила яйцо – желтое, словно солнце над белоснежными вершинами гор, налила чуть теплой воды, побежавшей, как ручейки по весеннему склону, – так делала бабушка. Замесила тесто. Печь уже топилась. Тепло начало разливаться по отсыревшему дому. На стуле возле окна сидел ее Михель – старый плюшевый медведь с надорванным ухом и распоротым швом на боку, через который виднелись опилки.

Лена, взяла на руки израненную детскую любовь, обняла его руками, изо всех сил прижав к животу, ощутив тепло от плюша.

– Будем чай пить, садись, Мишенька.

Порыв весеннего ветра распахнул окно, щедро насыпав в комнату облако абрикосовых лепестков.

04.04.2024

Больше чем кража на даче

Белла проснулась от звонка соседки. Разомлевший от сна мозг буквально взорвала новость про кражи на их дачах. Зиночка