Читать книгу "Легенда о мертвой Джинни - Энни Кей"

признак: решили, что Рождество возвращает ее в более знакомое нам радостное и светлое расположение духа. А в остальном это было самое обычное утро, ничем не отличающееся от других. Мы с родителями вскоре уехали в город, а когда вернулись, закончилась вся наша прежняя жизнь.

Я внутренне сжалась, предчувствуя встречу восемнадцатилетнего Генри с кошмаром.

– Пойдемте со мной. – Не дожидаясь моего согласия, он вышел из кухни.

Я поспешила за ним в уже знакомый мне высокий холл. Генри встал в самый его центр и поднял голову верх.

– Вон там. – Он указал на деревянные перила на высоте примерно третьего этажа. – На третьем этаже была ее комната. И моя комната тоже. Она висела вон на той деревянной перекладине. Конечно, она выдержала ее хрупкое тельце.

Бесстрастный голос Генри наводил на меня ужас. «Наверное, защитная реакция», – подумала я, да и времени прошло уже немало.

– Я увидел ее первым. Отец оставался в машине, мама немного задержалась. Прислуги в эти дни было меньше: мы отпускали ее готовиться к празднику. Позже полицейские сказали нам, что Джинни сделала это с собой в течение часа после нашего отъезда. Мы уже ничего не успели бы сделать, даже если на это был шанс. – Он опустил голову. – Но шанса спасти ее никакого не было. Джинни изрезала себя кухонным ножом. Но, видимо, не сразу умерла и не смогла терпеть боль. Поэтому повесилась на отцовском ремне, связанном с простыней. Не могу представить, как ей было больно. Как ей было больно, моей маленькой сестренке.

Генри замолчал. И я не могла проронить ни слова: только видела как наяву свисающее на ремне тело девушки.

– Хотите вина? – внезапно спросил Генри.

– Очень хочу.

Мы вернулись на кухню, Генри открыл узкий винный шкаф, воздух у него качнул мороз. Хозяин предложил подогреть вино в кастрюле: в доме было свежо и без охлажденного алкоголя. Я не возражала.

Отвернувшись к плите и помешивая будущий глинтвейн, Генри продолжил:

– Я не успел остановить маму: она все увидела. Не забуду ее крик. Как будто с того света. Слышу его как сейчас. Прибежал отец, через секунду он уже несся по лестнице наверх. Звал ее. Но тогда еще не было горя, одно отрицание. Он бежал спасти Джинни. Пока поднимался, звал на помощь меня, нашего мажордома, забыв, что тот уехал домой. А когда добежал, не знал, что сделать, чтобы не поранить ее еще больше. Обезумел совсем. Хотел, чтобы я поймал ее внизу, но даже если бы Джинни была жива, это ничего не изменило бы. Она потеряла столько крови. И удушение завершило начатое. Джинни была мертва, я не сомневался в этом и плакал внизу. Я обнимал маму, она содрогалась в рыданиях. А отец носился по этажу, пока не осознал, что Джинни больше нет. Тогда из него словно вынули все то, кем он был раньше. Он обезумел. Это страшное бессилие, когда ты ничего не можешь сделать, никак повлиять на то, что происходит. Ты можешь владеть Холмсли Вейл, лошадьми, людьми, замками, но какое все это имеет значение, если твой ребенок свисает с перил в твоем доме?

Генри осторожно перелил ароматное вино в две старомодные металлические кружки, украсил их свежими апельсиновыми дольками и палочками корицы. Я завороженно следила за ним: вместе с его жуткой и печальной историей происходящее казалось чем-то добрым и уютным донельзя, что делало туманный холодный Холмсли Вейл романтической и теплой осенней сказкой. Мне захотелось достать длинные вязанные скандинавские гольфы, свитер с оленями и, сидя под теплым пледом, смотреть с Генри Харди телевизор. Интересно, в замке есть телевизор? А телевидение?

– Мы ждали полиции безумно долго. – Хорошо, что хоть кто-то из нас двоих был в состоянии держаться означенной темы. – Я отвел маму в библиотеку, налил ей виски. Отец сидел на лестнице, курил. Никто ничего не говорил. Мама иногда порывалась куда-то бежать, но я останавливал ее. Она была в глубоком шоке.

Генри подошел к окну, словно видел во дворе то, о чем говорил:

– Сначала приехали наши местные полисмены, которые были настолько ошарашены случившимся и необходимостью их обязательного присутствия здесь, что посвятили все время нелепому переминанию с ноги на ногу, бурча что-то об ожидании профессионалов. А кто они тогда? Ну да ладно, наверное, для двух молодых людей это было слишком. Через каких-то десять-пятнадцать минут профессионалы из ближайшего города прибыли, и здесь развернулось настоящее светопреставление. Не прошло и получаса после их приезда, как в нашем дворе уже щелкали затворами фотоаппаратов первые журналисты. Маму увезли в больницу, она была практически без сознания, не могла говорить. Нас с отцом опросили, вкололи ему что-то успокоительное, а вернее даже снотворное. Тело Джинни сняли, уложили в пакет и увезли. Повсюду бродили люди в масках и защитных костюмах. У меня сняли отпечатки пальцев. В доме мы оставаться не могли, он стал местом преступления, тогда это еще рассматривали как убийство. Мы уехали в городской отель, я уложил отца спать. Это был кошмарный день, который длился бесконечно долго.

Генри замолчал, а я подумала, насколько страшно и одиноко было молодому человеку в отеле в тот вечер. Какие мысли крутились в его голове? Подозревал ли он кого-то в убийстве Джинни? Задавать эти вопросы в этот момент у меня не поворачивался язык: это было бы слишком бестактно.

– Почему сразу решили, что это убийство?

Генри вздрогнул и вернулся в сегодняшний день.

– Не знаю, наверное, так принято думать у полицейских – предполагать самое плохое. Но если честно, другое и не приходило в голову, когда мы увидели Джинни. Как могла маленькая хрупкая девочка нанести себе кровавые раны, а потом повеситься? Такое просто не укладывалось в голове. Конечно, решили, что это мог сделать кто-то другой.

– И кто бы это мог быть, как считаете?

Генри пожал плечами:

– Понятия не имею. Холмсли Вейл – не самое дружелюбное место на земле, но страшно представить, что кто-то мог сотворить такое. Конечно, наша семья не пользуется расположением или особенной любовью соседей, но у нас никогда не было открытых конфликтов ни с кем. И особенно все это не вязалось с Джинни, которую все обожали. Чтобы кто-то мог прийти и убить лучшего человечка в округе? Нет, это в голове не укладывалось, хотя поначалу и казалось убедительнее версии самоубийства.

– Когда вы узнали, что это был суицид?

– На следующий же день. Если вид мертвой Джинни принес с собой самые бурные реакции, то известие о самоубийстве парализовало родителей. Они, да и я тоже, поверить в это не могли. Джинни не была человеком, способным на самоубийство. Да она была последним человеком, от которого этого можно было ожидать. Тем более вся эта