Читать книгу "Домоводство. Первые уроки - Вероника Вячеславовна Горбачева"

Константин пожал плечами.

— Да особо больше и говорить не о чем. После решения Верховного Суда об отсрочке на полгода признания вашей смерти развернулась самая настоящая истерия пополам с травлей нынешнего Совета директоров. Чего только эти стервятники из прессы не откопали, причём наспех слепленного, шитого белыми нитками, но добротно сшитого, знаете ли. Первых три скандала Совету удалось замять. А дальше Брэдшоу решил играть якобы в открытую и представил публике развёрнутый репортаж из нескольких ваших крупнейших алмазных карьеров. Якобы практически выбранных до пустой породы. Начал с Саханского месторождения, а оно же, вы сами рассказывали, оказалось пустышкой… А прочие карьеры к приезду журналистов ловко обустроили по единому образцу: подсовывали газетчикам заброшенные разработки, сфабрикованные отчёты о падающих объёмах добыч. Организовали «очевидцев» несчастных случаев, якобы замятых. Нашли обиженных, готовых поделиться «разоблачениями». В общем, постарались. И уже на другой день биржи взорвались.

Ник потёр подбородок.

— Д-да… Грамотно. Эффективно. А Брэдшоу? Бросился скупать мои бумаги?

— Что вы, сударь, он ринулся вас защищать! Да так, что на какое-то время стоимость акций «Торрес» чуть было не вернулась на прежние высоты. А потом… нашёлся правдолюбец, бросивший ему в лицо доказательства его неправоты. Брэдшоу вынужден был прилюдно и благородно отступить в тень. В то время как его подставные лица скупали акции «Торреса» за бесценок. И мы тоже немного купили.

Сперва я не поняла, отчего вдруг в гостиной стало тихо. Даже дон перестал привычно барабанить ногтями по столу; глянул на дворецкого недоверчиво, красиво приподнял бровь…

— Вы?.. — переспросил мой муж. Впервые я видела его ошеломлённым. — Постой-постой… ну-ка, подробнее. Кто это — вы, позволь спросить?

— Мы — это мы, ваши верные слуги. Я. Никитос. Адель и её штат горничных. Приходящие уборщики, которых после открытия боевых действий со стороны Брэдшоу я оставил при доме, пообещав им безопасность внутри этих стен. И ещё несколько человек, которых вы не знали лично, но платили щедро, даже за услуги, не слишком значительные и заметные. Вы вообще хорошо платили, сударь, и никогда не жалели ни премиальных, ни отпускных, ни подарков к праздникам и многим помогли выбраться из нищеты, хоть об этом и не подозреваете. За время службы кое-кто из нас научился управляться с деньгами и ценными бумагами, а потому — нам было с чем выйти на биржу в пресловутый Чёрный Вторник. Мы вложили в акции «Торреса», выброшенные недовольными вкладчиками всё, до последней монетки, сударь. Конечно, с вашими конкурентами нам, простым людям, не тягаться, но всё же…

Ник медленно поднялся.

— Ну же!

— Когда на последнем Совете Директоров решался вопрос о пересмотре статусов, Брэдшоу не хватило двух с половиной процентов, чтобы дотянуть до владения контрольным пакетом. Эти проценты отобрали у него мы.

* * *

Рухнув в кресло, Ник закрыл лицо руками. Плечи его дрогнули. Он захохотал.

Дон Теймур трижды хлопнул в ладоши, обозначив аплодисменты.

Мага одобрительно хмыкнул.

А я… сделала, что могла: обняла и расцеловала этого чудеснейшего мужественного человека. И гори он синим пламенем, этикет! Есть кое-что дороже: верность, благородство, честность и храбрость. И если хоть кто-то при мне усомнится, что так называемым «маленьким людям» эти черты не свойственны — я первая поколочу этого недоумка. Убью на месте.

— Вот это правильно! — заметил Ник и вслед за мной сгрёб дворецкого в объятья, да так, что у того рёбра затрещали. — Ну, молодцы! Воспитал, на свою голову подпольных игроков, тайных финансовых воротил! Это надо же — два с половиной процента акций оттяпать! Да мои слуги, оказывается, богаче некоторых дельцов, я вам скажу! Молодцы.

Провёл ладонью по лицу, успокаиваясь.

— Отлично, но и эти подробности расскажешь после. Ты мне вот что скажи: неужели из моего Совета никто не сделал того же? В конце концов, поклёп поклёпом, но есть фонды, есть работающие шахты, есть реальные продажи и прибыли; организовать добротное опровержение ничего не стоит. Неделя-другая — и акции взлетят. Им-то, моим компаньонам, знающим положение дел, самое время воспользоваться моментом — и закупать, закупать! Они-то что?

Внимательно глянул на Константина. Спросил дрогнувшим голосом:

— Под прицелом?

Дворецкий невольно дёрнулся. Осторожно потрогал заживающий кровоподтёк на скуле.

— Господин Брэдшоу иногда бывает очень разговорчив, сударь… В нашу единственную встречу он, не думая меня выпускать, оказался слишком откровенен. И проговорился, что для каждого члена Совета у него приготовлена удавка: для кого-то финансовая, для кого-то из компромата. А ещё — даже очень могущественные люди бывают самонадеянны и думают, что охрану, приставленную к их близким, невозможно ни подкупить, ни ликвидировать. Как-то так.

— Очень на него похоже…

Сунув руки в карманы, Ник прошёлся по гостиной. Замер у окна. Бросил, не оборачиваясь:

— Всё, дружище, больше не перебиваю. Выкладывай до конца.

А у самого, я же вижу, желваки на щеках так и ходят ходуном.

— Дальше…

Дворецкий как-то виновато глянул на меня. Я ободряюще улыбнулась. На всякий случай, не зная ещё, но каким-то чутьём догадываясь, что… причастна.

— Он ведь…

Константин глубоко вздохнул.

— На самом-то деле, Питер Брэдшоу не сразу узнал, кому обязан своим поражением и потерянным пакетом акций. Не одни его люди умеют заметать следы на бирже: мы тоже постарались… Он захотел меня видеть совсем по другому поводу. Ему стало известно… Одним словом, среди горничных была шпионка. Потом-то мы её вычислили и изгнали, но было поздно: она успела доложить, что я собрал всю прислугу, весь штат — и объявил во всеуслышание, что хозяин в скором времени вернётся. Простите, но это было необходимо, сударь. Люди отчаялись, им нужна была поддержка, и я рискнул вселить в них надежду. Тем более что, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, стал свидетелем визита сударыни Ивы и… сударыни Элизабет.

Он прикрыл глаза и приложил руку к груди. Проговорил быстро:

— Вы не поверите, но у меня даже обе чашки от выпитого ими кофе остались. Я не мог их помыть: рука не поднялась. А потом… простите меня за