Читать книгу "Ночи становятся короче - Геза Мольнар"

высоко в небе стрекотал советский самолет-разведчик. Проворные лучи прожекторов сновали по темному небу, а вслед за ними его прошивали трассирующие пулеметные очереди, но безрезультатно. Через минуту прожекторы погасли, а самолет погудел еще немного и улетел в сторону Чепеля.

На рассвете в городе объявили воздушную тревогу.

— Хорошо день начинается, — заметил Лаци.

Когда жители скрылись в бомбоубежище, Лаци подошел к двери. Над городом показалось несколько эскадрилий штурмовиков и двухмоторных бомбардировщиков. Зенитки открыли по ним огонь. Несколько штурмовиков отделились от общего строя и, ведя огонь из автоматических пушек, пошли в пике на зенитные батареи. Так повторялось несколько раз, пока зенитки не замолчали.

«Это уже настоящая осада Будапешта», — подумал Лаци.

Самолеты сделали еще один заход. Земля гудела, дребезжали стекла в окнах. У одного из самолетов загорелся левый мотор. Из него вырвалось ослепительное желтое пламя.

Лаци с замиранием сердца следил за самолетом и думал: «Только бы дотянул, а там уже свои, пилоты могут спрыгнуть с парашютом. Каким мужеством и хладнокровием должен обладать пилот, чтобы сидеть в тоненькой кабине из плексигласа над городом противника, когда в тебя стреляют зенитки, а тут еще мотор горит!..»

Вечером пришла Магда. В корзине под тряпками она принесла горшок с фасолевым супом, кусок черного хлеба, сало и копченое мясо. Все это тетушка Риго прислала парням на завтрак и обед.

— Мама сегодня целых полдня простояла в очереди за фасолью. И нужно же было случиться так, что через несколько домов от лавки осколком снаряда убило женщину и ребенка. А после обеда она стояла в очереди за хлебом. Стояли они стояли, и вдруг подъехали гитлеровцы на грузовике и забрали весь хлеб. Женщины чуть было не разорвали пекаря на куски, но что он мог поделать… Домой мама пришла вся в слезах.

— А это что? — спросил Лаци, показывая на кусок черного хлеба.

Магда сначала растерялась, но потом быстро взяла себя в руки.

— В хорошем доме всегда должен быть запас на черный день…

Разве могла Магда признаться, что в этом куске, оставленном доброй старушкой специально для Лаци, и вчерашний и сегодняшний ее паек.

Ребята ели фасолевый суп, в котором не было ни кусочка мяса, и хвалили его, хотя он с трудом лез в горло.

А Магда все рассказывала и рассказывала о событиях в городе. Власти хотели было очистить Чепель от рабочих, но те забастовали и остались на своих местах. Нилашисты озверели еще больше. Что ни день, то новые облавы. На площади Петефи они поймали какого-то дезертира и тут же расстреляли его. Несчастный бежал домой из Эстергома.

— Если бы у людей было оружие… — проговорил Лаци, и его рука с ложкой замерла на полпути: снова перед его взором встало туманное осеннее утро, когда его выведут во двор, чтобы расстрелять.

— Хорошо бы достать настоящие документы, такие, как были у ребят из группы Шомоша, — заметил Йене. — Вот то документы! С ними человек может побродить, увидеть что-то, а не сидеть взаперти, как крот…

— Это верно, — перебил друга Лаци. — Нет ли известий от братьев Шомошей?

Магда покачала головой:

— Тетушка Риго тоже интересовалась, спрашивала дядюшку Шомоша, но и он ничего не знает. Да и откуда ему знать?

— Хотел бы я находиться в такой же безопасности, как эти двое ребят… Смелые ребята, упрямые. Уж если что взбредет им в голову, они так и сделают.

Магда собрала посуду и надела пальто.

— Уже уходишь? — с болью в голосе спросил Лаци.

— Мне пора, дорогой… Мама волнуется, как бы со мной чего не случилось. Темень такая, а мне придется идти через луг, что возле озера. Знаешь, там обычно ни души, одни цапли разгуливают по болоту…

— Об этом я не подумал. Торопись. — Лаци встал и, подойдя к девушке, добавил тоном, не терпящим никаких возражений: — До ворот я тебя провожу.

— Хорошо, — согласилась Магда.

Она шла первой. Выйдя во двор, остановилась, прислушалась и только потом позвала:

— Можешь идти.

Лаци выскользнул из комнаты и прижался к стене дома. Остановившись в самом темном углу двора, они начали целоваться.

— Я все время думаю о тебе, — шепнул Лаци. — Как было бы хорошо, если бы не этот Йене…

— Наберись терпения… Еще столько будем вместе, что надоем тебе.

— Никогда!

— Тсс… тихо, ты, глупый, кричишь, словно осленок, когда он есть просит…

Лаци крепко прижал к себе девушку и стал с нежностью смотреть в ее красивое лицо. Магда немного отклонилась назад. Она смотрела на юношу тем неподвижным влюбленным взглядом, каким смотрят все девушки, когда рядом с ними находится их возлюбленный.

Через миг они уже целовались. Страстно и жадно. Вдруг Магда положила голову на грудь юноше.

— Да ты меня задушишь, вздохнуть не даешь… — Она погладила Лаци по щекам. — Нам нужно с тобой серьезно поговорить. Отвечай мне, но только представь, что перед тобой не я, твоя Магда, а кто-то совсем другой, ну, например, командир, который построил своих солдат для того, чтобы вести их в бой против фашистов… Понимаешь, Лаци?

— Понимаю, — серьезно ответил юноша, — и можешь смело сказать тому, кто меня об этом спрашивает, что он может всегда и во всем положиться на меня.

— Я знала, что ты так скажешь. И все же должна была спросить тебя об этом. И еще одно: этот же вопрос ты должен задать своему другу.

— Я знаю его, знаю, он тоже…

— Подожди, не спеши, пусть он сам скажет о себе. Если он согласится работать вместе с нами, будешь за него отвечать.

— Я за него ручаюсь.

— Ну, а теперь иди. Через ворота я пройду одна. Встретимся завтра, в это же время.

— Будь осторожна, — тихо сказал вслед девушке Лаци.

Он стоял на месте до тех пор, пока легкие шаги Магды не стихли.

Когда Лаци вошел в комнату, Йене что-то читал. Лаци не знал, как ему начать разговор с другом. Нужно было сказать ему только то, что на них надеются, рассчитывают, и с завтрашнего дня они должны быть готовы действовать. Вот и пришел конец их затворнической жизни.

Ни один из них не любил патетических высказываний, но сейчас нужно было быть формалистом. Этот разговор должен был начаться примерно так:

«Знаешь, Йене, на нас рассчитывают…»

«Кто рассчитывает?»

«Есть люди, которые…»

— Я вот сейчас сижу и думаю, — голос Лаци стал твердым, — хватит ли у нас смелости, мужества драться с врагами, если в руках у нас окажется оружие. Сможем ли мы выстоять, не сказать ничего, никого не выдать, если провалимся и попадем в лапы гестапо,