Читать книгу "Охота на черного короля - Александр Руж"

на производство научно-популярного фильма, работа идет полным ходом. Меня сам академик Павлов блахословил! Из зоопарка выписаны обезьяны – хде их будут держать, чем кормить?

– Вопрос закрыт… ик!.. – Видицкий повысил голос и заставил строптивца умолкнуть. – Ваша кандидатура одобрена на самом верху. А обезьяны и академик Павлов подождут!

Через два часа, наспех собрав чемодан и проклиная все на свете, Всеволод Пудовкин выехал на поезде в Москву.

Глава III

где главный герой попадает в ловушку

Мало-помалу к седьмому ноября съехались все участники турнира. Посмотрели праздничную демонстрацию, приуроченную к годовщине революции, походили по Москве в сопровождении экскурсоводов, выделенных наркомом просвещения Луначарским, накупили матрешек. Настрой у всех был позитивный, никто и понятия не имел о боевиках из «Черного Короля» и об их, как выразился Барченко, злоумышлениях.

Вадим без устали курсировал между первым и вторым Домами Советов: делал репортажи о готовящейся церемонии открытия турнира, брал интервью, фотографировал. В Москве в те дни действительно бушевала шахматная буря, которая захватила всех и вся. Вадиму льстило осознание того, что он находится на ее гребне, имеет доступ к главным персонажам. Справедливости ради следует отметить, что не все из идолов шахматного мира, о которых он раньше знал понаслышке, оказались людьми, идущими на контакт. Нет, такие тоже попадались – взять хотя бы благодушного толстяка Фрэнка Маршалла или непревзойденного мастера по игре вслепую Рихарда Рети. Но были и те, кто мнил себя богом, сошедшим с Олимпа. Тот же Эмануил Ласкер, двадцать семь лет занимавший трон, вел себя высокомерно, как всамделишный монарх. На просьбы сказать два-три слова для читателей «Шахматного листка» отослал к своей помощнице Надин и дал понять, что снисходить до разговоров с газетчиками считает для себя недостойным.

От Надин удалось добиться немногого. Костлявая, затянутая в узкие брюки и стриженная под мальчика феминистка в дымчатых очках, с сигаретой, зажатой меж точеных пальчиков, не выказала ни приветливости, ни желания сотрудничать с советской прессой. Снобизмом от нее разило за версту. А ведь соотечественница! Это Вадим определил безошибочно, едва услышав ее московское «аканье». Не вызывало сомнений, что русский язык для нее – родной, хоть она и спотыкалась иногда на словах, делая вид, будто ей сложно выстроить нужную фразу на чуждом наречии.

Эмигрантка. Ей можно было дать лет тридцать, стало быть, из России сбежала уже в сознательном возрасте. Какая-нибудь курсисточка Надюша, благородная девица, которую вымел из страны ураган мятежей и войн. Сколько их размыкано по дальним странам – кисейных барышень и хрупких юношей-декадентов, оробевших перед грандиозностью социальных перемен? Разбежались, попрятались по буржуйским норам, а теперь задирают носы, стыдятся своих истоков.

– О чем вы хотели поговорить с герром Ласкером? – спросила она хрипловатым голосом заядлой курильщицы.

– О р-разном… – Вадим замялся. – Нельзя ли организовать очную встречу? Не привык я интервьюировать на р-расстоянии.

– П… – Надин запнулась и уперлась глазами в потолок, будто читала там подсказку. – Придется привыкать, господин… э-э…

– Арсеньев.

– Господин Арсеньев. Герр Ласкер занят подготовкой к турниру, у него в первом туре принципиальный поединок с Капабланкой.

– В Советском Союзе масса поклонников герра Ласкера, они бы хотели увидеть его воочию, р-расспросить…

– Они увидят его в ходе турнира. Насколько мне известно, билеты на все девятнадцать туров распроданы.

– Совершенно верно.

– Кроме того, запланирован сеанс одновременной игры. Вы не находите, что для удовлетворения интересов всех, кто чтит талант герра Ласкера, этого более чем достаточно?

Ломака! Муха в лосинах, как сказал бы Макар Чубатюк. Воображает из себя пуп земли. Но приходится идти у нее на поводу. От Ласкера на этом турнире ждут прорыва, игнорировать его присутствие не получится.

– А как же мои вопросы?

– Передайте их мне в письменной форме. – Надин поднесла к очкам лилипутские наручные часики, давая понять, что лимит ее времени исчерпан. – Постараюсь что-нибудь для вас сделать.

Вадим дивился обилию людей, привлеченных турниром. Под ногами путались киношники из группы Пудовкина – их набралось видимо-невидимо. Его, конечно, поставили в известность, что группа занята не только съемками фильма, но даже он не знал, кто из этих снующих повсюду личинок в самом деле имеет отношение к кинопостановке, а кто прячет под плащом (халатом, робой) табельный пистолет.

Подтянулась заграничная печать. Своих делегатов прислали виднейшие газетные тресты Скриппса, Херста и Мак-Кормика, были представлены и европейские информационные агентства: «Гавас» из Франции, «Вульф» из Германии, «Рейтер» из Англии. От журналистов рябило в глазах, они никому не давали проходу, – шелестели записными книжками, покрывали листы бумаги немыслимыми каракулями и оккупировали телефонные и телеграфные пункты, передавая оттуда новости редакциям своих изданий.

Памятуя завет Александра Васильевича, Вадим присматривался ко всем. Его внимание притянул своей эксцентричностью репортер швейцарской газеты «Ной Цюрхер цайтунг» Людвиг Бюхнер. Он везде появлялся в прорезиненном, угольного цвета макинтоше, который не снимал даже в хорошо прогретых помещениях. Носил при себе разукрашенный вензелями портсигар, держал в нем, по обычаю символистов начала века, кокаиновый порошок и нюхал его при всех, не таясь. Никогда не расставался с объемистым саквояжем, куда запросто могло бы поместиться собрание сочинений Диккенса или Льва Толстого. Говорил длинно и витиевато, точно кружево плел. Выдавал иногда бесконечные вербальные построения, которые вгоняли в трясучку и вышколенных отельных горничных и бесстрастных, как мебель, швейцаров.

Бюхнер не владел русским, зато безупречно изъяснялся на французском, в коем Вадим тоже был силен. Их знакомство произошло при следующих обстоятельствах: Вадим присел на ступеньки почтамта, чтобы набросать текст телеграммы о приезде чемпиона мира Капабланки, и в спешке сломал карандаш. Рядом случился Бюхнер, который одолжил ему свою чернильную ручку. Засим последовало:

БЮХНЕР: Рискую показаться вам чересчур назойливым и неделикатным, тем более если учесть, что вы видите меня впервые и не имеете достаточно представления о моей скромной особе, однако позволю себе высказать просьбу, каковая имеет для меня наипервейшее значение, поскольку до сего дня я ни разу не бывал в вашем замечательном городе, о чьем величии, безусловно, наслышаны все, живущие за пределами России, независимо от того, к какой национальности они принадлежат и какую веру исповедуют, ибо Москва есть не просто колыбель славянской цивилизации, но средоточие исторических и культурных ценностей, и слава