Читать книгу "Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки - Алекс Коваль"

женщин. В одной из них я узнаю Татьяну. Она зло зыркает в мою сторону, оценивая с ног до головы, и тут же улыбается дикарю.

Мы подходим ближе, девушки с Мишаней начинают о чем-то щебетать. Мне не до них. Я, увлеченная, как маленький ребенок, стою и улыбаюсь, как дурочка, вцепившись пальцами в прутья загона. Я в зоопарке последний раз была лет в семь! А тут сразу так много таких милых поросят. У них еще и кормежка. Что-то кашеобразное выкладывают в кормушку, и розовые бочонки с визгом кидаются к корыту. Забавно чавкая и похрюкивая.

Смешок непроизвольно слетает с моих губ.

Когда я краем уха улавливаю голосом Мишани:

– … да, сейчас пойду, посмотрю, – оборачиваюсь, чтобы не потерять своего провожатого из виду. И натыкаюсь на внимательный темно-карий взгляд, наблюдающий за мной из-под хмурых бровей. И глаза эти смотрят так недобро и зло, что уголки моих губ сами собой опадают. Улыбка стирается с губ.

Миша кивает мне, я отлипаю от загона и плетусь за ним дальше.

Ему что-то говорят про выгульное место для поросят. Туда мы и подходим. Это небольшой загончик с дощатым полом, под навесом, и тут уже гуляет группа пятаков.

Женщина заходит внутрь, налить воды в поилку.

– А можно погладить их? – спрашиваю, особо не питая надежд.

Но она кивает. Улыбается вполне дружелюбно, махнув мне головой. Я захожу. Касаюсь маленьких розовых бочонков. Смеюсь. Они лезут на перебой под руку. Погладиться. Подставляют бока со своими “хрю-хрю-хрю”. Этим ребятам явно нравится, когда им чешут спинку!

В какой-то момент их становится так много на меня одну, что мелкие буквально облепляют со всех сторон. Я делаю шаг назад, чтобы выбраться из кучи, но…

Тут случается новое позорное фиаско.

Кто-то резвый попадает мне под ноги, и я спотыкаюсь. Вскрикнув от испуга, взмахиваю руками и снова падаю. Ударяюсь многострадальным копчиком, поднимая фонтан брызг и поросячий визг. Гадство!

Морщусь, понимая, что приземлилась задницей в ту самую поилку. По моему лицу стекает вода. Коса и платье промокли насквозь. Ругаюсь и стряхиваю капли с рук, поднимаю взгляд…

На меня уставилось с десяток пар глаз. Но самое ужасное, что эти деревенщины откровенно ржут! И свиньи. Свиньи, кажется, тоже ржут надо мной.

Глава 9. А фурия - это человек?

Милена

– Милка, стой!

– Ненавижу вашу деревню. И люди у вас здесь злые!

Ковыляю, прихрамывая, в сторону дома Румянцева и “родной” сарайки. Изнутри разрывает от обиды и злости.

Ни одна сволочь не помогла! Сама из этого идиотского корыта выбиралась, промочив то, что не промокло сразу. В грязи еще уляпалась по самые уши. Никто руку помощи не подал! Даже Мишаня стоял в стороне и посмеивался.

Чурбан. Дикарь. Бревно бесчувственное. Буратино хренов!

Губы дрожат, я их поджимаю, чтобы не дать волю слезам. Широкая ладонь хватает меня за локоть. Я дергаюсь, вырывая руку. Делаю неловкое движение – боль в копчике простреливает такая, что в глазах начинают взрываться фейерверки.

Я шиплю и прикладываю руку к пояснице, останавливаясь:

– У-у-уй, – выходит воздух из легких.

– Иди сюда, – рычит дикарь.

Я опомниться не успеваю, как мои ноги взмывают в воздух, а руки оказываются на шее грубияна неандертальца Мишани. Сообразив, что я его обнимаю, крепко прижимаясь – отдергиваю свои лапки и складываю на груди. Хмурюсь, гордо заявляя:

– Пустите меня! Я сама дойду.

– Дошла уже, – ворчит мужлан, – сама. Сказал же – нечего тебе ошиваться на ферме! Не твое это, – двигает ногами в сторону дома. Неся меня с такой легкостью, будто все мои килограммы со стрессом последних суток испарились.

– Сказал он. Лучше бы помог! Между прочим, все шло хорошо, пока эти ваши реактивные свиньи не начали бросаться мне под ноги. Их нужно лучше дрессировать!

– Свиньи – не собаки, Милка. Им не объяснить, что так делать нельзя.

– Зато люди у вас тут точно св… – проглатываю грубость, – своеобразные.

– Езжай-ка ты домой, принцесса. Пока шею свою лебединую ненароком не свернула.

– Вот Михаил Русланович вернется, тогда и поеду. Но сначала пожалуюсь ему на всех вас. Руководство должно знать, какое у него в подчинении зверье водится.

– Ты говори, да не заговаривайся.

– А то что? – фыркаю я.

Мужлан Мишаня останавливается посреди поля. Тормозит так резко, что у меня дыхание перехватывает. Ну все, щас добьет твою жопу многострадальную, Милка. Ка-а-ак резко киданет в кусты…

Но дикарь наоборот, крепче сжимает свои волосатые ручищи у меня на талии и бросает убийственно спокойный взгляд, угрожающе пробасив:

– А то народ у нас в деревне мстительный. Разберут твою “тапочку” на трофеи, и будешь тридцать километров по бездорожью до трассы на своих двоих чесать, и дальше до Москвы автостопом. Ясно-понятно?

– Ясно, – шиплю сквозь зубы. – Понятно.

Дикарь возобновляет шаг. Впереди уже виднеется забор и виляющий за забором хвостом “Бетховен”. Пожалуй, эта псина – единственное живое существо, которое хоть немного, но радо меня в этой деревне видеть. Вот с ним и буду дружить!

– А про отъезд я серьезно говорю, – басит Миша. – Нечего тебе Румянцева ждать. Не станет он с тобой разговаривать. Уезжай.

– Не уеду.

– Какая вредная баба!

– Бабы у вас на деревне с ведрами ходят. А я девушка!

Дикарь хмыкает, пряча улыбку в своей густой бороде. Пинает ногой калитку, занося меня на территорию Румянцевского участка, издевательски посмеиваясь, спрашивает:

– Девушка. Парень-то есть, девушка?

– А вам какая разница? – щурюсь.

– Посочувствовать ему хочу. Достанется же такая…

– Знаете что, Миша! – возмущенно втягиваю я носом воздух.

– Что?

– Вы тоже не подарок!

– Ой-ли, принцесса. На задницу мою утром кто таращился?

– Ч-что? – охаю я, моментально краснея до самых кончиков ушей. – Никуда я не таращилась! И вообще, что б вы знали – я другой типаж мужчин люблю! Айтишников там, финансистов, банкиров. Умных! А не грубиянов-фермеров, не знающих элементарных правил хорошего тона.

– Сомневаюсь, что твои айтишники и банкиры смогли бы поднять на руки что-то тяжелее шариковой ручки и банковской карты. Окажись сейчас здесь не “грубиян фермер”, скакала бы козочкой на одной ноге до самого сарая. Прямо пока копчик в кружевные трусы не ссыпался.

Я открываю и закрываю рот в возмущении. Кричу:

– Поставьте меня! Немедленно! –