Читать книгу "Настоящий Спасатель. Назад в СССР - Адам Хлебов"

в подковёрных играх и карьерных течениях, и допускал, что эти двое врут и страховался. Всякое ведь могло вылезти.

В случае, если правда когда-нибудь вылезет на поверхность и будет мешать его продвижению по партийной линии, то он всегда мог бы сказать, что сомневался в целесообразности моего исключения.

Но вот Сухишвили меня удивил. Он оказался не такой отъявленной мразью, как его дружбан.

— Большинством голосов принято решение — За невыполнение уставных требований, за нарушения и поведение порочащее честь и достоинство комсомольца исключить Бодрова М. А. из рядов комсомольцев. Бодров М. А. имеет право в двухмесячный срок обраться с апелляцией в вышестоящие комсомольские органы, вплоть до ЦК ВЛКСМ. Собрание окончено, просьба всем подойти и расписаться в протоколе в результатах голосования.

Белая кофточка стукнула молоточком.

Я встал с места и оглядев актовый зал, направился к выходу. Комсомольцы молча собирались и старались не смотреть на меня. Единственный, кто встретился со мной взглядом — Сухишвили.

Он пристально смотрел пару секунд мне в зрачки, а потом виновато отвел глаза. Гончаренко пытался ему что-то высказать, но тот смахнул его руку со своего плеча и направился к выходу, обгоняя меня. Я улыбнулся.

Я выходил из актового зала, как какая-то девчонка с темными волосами схватила меня за руку и быстро потащила в вправо в сторону учебных классов.

Я не мог не отметить её привлекательной фигурки, она была немного ниже меня ростом. Тонкая талия под майкой переходила в стройные, но округлые бедра одетые в облегающие джинсы.

Я догадался — это был Маша Баландина. Та самая, за которую я вчера подрался. А тут было за что сражаться. Сердце приятно взволновалось, а ладони немного вспотели от ее прикосновения.

Это было чертовски приятно. Ее прохладные пальцы держали мою разгоряченную руку.

— Маш, ты не боишься тянуть за собой негодяя, которого только что исключили из комсомола? — обратился к девушке с самоиронией.

— Не боюсь. Во-первых, это мы еще посмотрим, кто кого исключил, мы еще за тебя поборемся, во-вторых тебе все равно придется танцевать со мной танго, даже не пытайся улизнуть. Уже поздно что-то отменять на выпускном балу, в-третьих, мне все равно; в комсомоле ты или нет, — она открыла дверь в кабинет математики.

В помещении класса никого не было, а на партах стояли перевернутые стулья. Она закрыла за собой дверь. Быстро положила руки мне на затылок, прильнула всем телом, так что я почувствовал ее приятные округлости своей грудью, а затем поцеловала меня в губы длинным мягким поцелуем. Она приподнялась на цыпочках и закрыла глаза. Это было так неожиданно, что я не успел и слова проронить.

Как ни странно, но мне понравилось. А когда я хотел уже обхватить её в объятия она с улыбкой отстранилась и сказала:

— Ну всё, хватит, — убирая мои руки с ее талии.

— Баландина, ты с ума сошла! — я отпустил её, мне не хотелось сковывать ее свободу. Я улыбался и пытался понять какие между нами взаимоотношения, — зачем меня сюда затащила?

— А ты раньше целовался вот так в губы? — Маша озорно отвечала улыбкой на улыбку.

— Конечно, — ответил я не задумываясь.

— Врешь! — она засмеялась, показывая свои ровные белые зубы

— Почему вру?

— Потому! — она шутливо потрепала мои волосы.

— Мишка Корольков не сам решил собрать ка.эс. — стало понятно, что она говорит про рябого комсорга. Но не понял последней аббревиатуры.

— К. с.?

— Комсомольское собрание. Представляешь, ему аж из Горисполкома звонили! Очень настоятельно рекомендовали решить твой вопрос. Ну-ка признавайся мой хулиган, что ты там натворил? — она разглядывала меня с теплотой во взгляде.

— Маш, прекрати. Я не твой. Мы просто друзья.

— Ладно, ладно. Я просто давно мечтала тебя поцеловать, просто случая, подходящего не было. Друзья так друзья, — она улыбалась, мои слова ее не смутили.

Зато смутили меня. У меня начал вырисовываться какой-то любовный, нет не треугольник, а квадрат или даже пятиугольник.

— Слушай, а этот…Сычов?

— Сыч? С которым ты вчера подрался? Пааашел он! Он мне никто.

— А про Горисполком ты откуда знаешь?

— Наташка звонила сказала, что репетиции не будет. Проболталась, что плохи твои дела. Она никак нам простить не может, что не они с Корольковым открывают вечер танцем.

— Эта, которая в президиуме сидела? — я понял, что речь идет о белой блузке в очках.

— Бодров, ты что? С дуба рухнул? Или правда бо-бо? — она удивленно посмотрела на меня и показала на голову, — конечно же, она! Мы с тобой с ней десять лет в одном классе оттрубили. От звонка до звонка!

— Ты прости, с памятью небольшие сложности, — я решил сослаться на недавнее сотрясение, — сказали сотрясение мозга. Так что там с мэрией?

— Мэрия, ты и слова начал путать?

— Нет, я имел ввиду Горисполком. Звонок Наташке.

— Не знаю, но какой-то хрыч, то ли Солдатов, то ли Майоров, что-то с армией связано, звонил Королькову, сказал, что ты дерзкий, гнать тебя нужно взашей из комсомола, потому тебе нужно набраться ума.

Солдатенко! Что-то знакомое. У меня мелькнула в голове фамилия пациента, который посылал меня за сигаретами. Вот же мелочная гнида! Как из душа окатило от ощущения несправедливости.

Сначала, я даже не поверил и отбросил эту мысль. Ну не мог он из-за моего отказа так мелко мстить ученику школы.

Но потом, поразмыслив, я понял, что Маше нет смысла мне врать, а придумать такое она не могла.

— Ах, и тварь же он… — сказал я тихо себе под нос, — ну ладно.

— Кто он? Ты скажи, я папе расскажу он его в порошок сотрет, кто он?

Я посмотрел на Машу. Джинсы, кроссовки Адидас, импортная маечка и солнечные очки на голове. Она настолько была уверена в своем отце, что я понял, что она не из самой простой семьи.

Нам только папы не хватало для полного счастья.

— Не нужно папу беспокоить. Сам разберусь.

— Только одно слово и им кранты, ты же моего предка знаешь.

Маша самодовольно улыбалась. Она мне нравилась, дурочка. Но я всю жизнь сторонился сверстников и людей, чьи родители были обличены властью.

Да, и в Советском Союзе были папы, которые решали любой вопрос. Скорее они оттуда из Союза и появились в постсоветской России.

Всегда, среди однокашников и сослуживцев, старавшихся дружить с детьми высокопоставленных родителей, читалось какое-то униженное, лизоблюдское человеческое достоинство.

Как правило они дружили с сильными мира, для того, чтобы что-то иметь. А в результате наоборот — имели их.

Я кивнул ей.

— Да, говорят, что твой батя волшебник.

— Не волшебник, а прокурор города! Кстати, но мне сказал, что ты ему нравишься.

— Да? Тогда передавай ему привет при встрече, — задумчиво ответил я. Я продолжал думать о Солдатенко.

— Максим, ты какой-то загадочный. Что с тобой. Тебе было неприятно со мной целоваться? Все из-за меня, да?

— Да нет же, успокойся Маш, все нормально.

При всей ее упакованности, она казалась вполне нормальной девчонкой. Я решил, что буду продолжать с ней общаться, как раньше. Если почувствую, какое-то высокомерное или пренебрежительное отношение, то обязательно не стану молчать об этом. Извлекать пользу для себя из положения ее отца я не собирался.

Я знал, что сам смогу всего добиться, даже если сейчас меня выгнали из комсомола.

— Ты только это, не гони коней. Ладно? Не торопи. Ты мне очень нравишься, ты красивая и нежная, ты прямо, свежий ветерок для меня.

Она стукнула меня кулачком в плечо и не дала договорить.

— Сволочь, ты Макс. Вот ведь знаешь, что таких слов мне никто не говорил. Знаешь, как это приятно. Буду всю ночь думать о тебе. Какой же ты после этого друг? — она улыбалась. Она снова прильнула ко мне и обняла, положив голову на мою грудь.

«Всё — поплыла девчонка. Макс, Макс, что же ты делаешь? Не играй с чужими чувствами. Она хоть и прокурорская избалованная дочка, но еще совсем подросток», укорял я себя.

Маша была не против снова держать дистанцию. Внешне, она не сильно переживала, за то, что я не пошел дальше. Она упивалась своей красотой и молодостью и знала, что у нее и у меня целая вечность впереди.

— Когда последняя репетиция?

* * *

Мы расстались с моей партнершей по выпускному танго, после того, как я проводил ее до дома. Меня теперь совершенно не волновала реакция Сыча на то, что мы стали чуточку ближе общаться и возвращались вместе.

Во-первых, меня выперли из комсомола, и в пока моей карьере, ничего более плохого уже не могло произойти. Я «на дне» и мне дальше падать некуда. Плюс минус еще одна драка погоды не делала.

Во-вторых, когда я дрался с Сычом и его приятелем,