Читать книгу "Ночь с принцем - Сабрина Джеффрис"

— Надеюсь, манеры моего друга не слишком вас шокируют? Иногда он бывает абсолютно невыносим. Я даже не удивлюсь, если, заказав платья, он передумает и откажется платить.

Миссис Уоттс даже бровью не повела, а Берн, что еще хуже, усмехнулся:

— Я, моя милая, уже неоднократно имел дело с миссис Уоттс, и она знает, что свои счета я оплачиваю с достойной восхищения аккуратностью.

Кристабель промолчала, сердито сверкнув глазами. Вот и пытайся учить этого наглеца хорошим манерам.

Не обращая внимания на ее хмурое лицо, Берн обратился к портнихе:

— Кстати, об оплате. Я готов увеличить ее, если все будет сделано за три дня.

Глаза миссис Уоттс хитро блеснули.

— Увеличить придется намного.

— Не важно.

— Отлично, сэр. — Женщина довольно улыбнулась. Потом развязала сорочку и приспустила ее вниз так, что она, как показалось испуганной Кристабель, едва прикрывала соски. — Вас устраивает такое декольте для ваших вечерних туалетов, миледи?

— Нет, — ответил Берн, прежде чем Кристабель успела открыть рот.

Миссис Уоттс смотрела на него, как собака, которой хозяин собирается бросить мячик. Потом она опять повернулась к Кристабель и еще немного опустила сорочку.

— Так?

— Ниже.

Кристабель внутренне вскипела, а ее грудь обнажилась еще на полдюйма.

— Так? — спросила портниха.

— Еще ниже.

— Тогда, может, лучше вообще вытащить их наружу и носить перед собой на подносе? — прошипела Кристабель.

Миссис Уоттс закашлялась, чтобы скрыть смех, а Берн слегка приподнял бровь:

— Это будет очень соблазнительно, дорогая, но все-таки при людях лучше держать грудь внутри платья.

— Рада услышать слово «внутри», — язвительно парировала Кристабель.

Портниха продолжала держать сорочку в прежнем положении, вопросительно глядя на Берна.

— Сэр? Так достаточно или нет?

Он взглянул на миссис Уоттс, потом на возмущенную Кристабель, затем опять на портниху.

— Пока оставьте так. Когда платья будут готовы, решим окончательно.

Закончив снимать с Кристабель мерки, миссис Уоттс спросила:

— Еще что-нибудь, сэр?

— Да. Маркизе надо что-то носить ближайшие три дня, поэтому, возможно, вы сможете исправить одно из ее старых платьев — из тех, которые она носила до траура…

— Не получится, — вмешалась Кристабель. — Мы их все перекрасили в черный цвет.

— Все?

Она вздернула подбородок:

— Все.

— Черт возьми. Теперь хотя бы понятно, почему вы так упорно носите черное. — Берн повернулся к портнихе: — Не могли бы вы хоть одно из этих траурных платьев сделать… гм… менее строгим и прислать его к завтрашнему утру?

— Разумеется, сэр.

— Я велю горничной принести их, — сказал Берн, направляясь к двери.

Когда он открыл ее, Роза едва не упала в его объятия. Кристабель закатила глаза: Роза никогда не позволит чему-нибудь интересному произойти без нее.

— Простите, сэр, — пробормотала служанка, — я просто хотела сказать миледи…

— Все в порядке, Роза, — прервал ее Берн. — Быстро принеси нам самые хорошенькие черные платья твоей хозяйки.

— Так они все уродливые, сеньор.

— Кто бы мог подумать? — заметил Берн. — Хорошо, тогда пусть миссис Уоттс пойдет с тобой и решит, которое из них можно исправить.

Портниха и горничная вышли, и Берн прикрыл за ними дверь. Только сейчас Кристабель осознала, что они остались наедине. И она одета самым скандальным образом.

Берн, похоже, тоже подумал об этом, потому что его взгляд опять принялся совершенно бесстыдным образом изучать ее полуобнаженную фигуру.

К величайшей досаде Кристабель, ее сердце забилось быстрее, когда на лице Берна появилось одобрительное выражение.

— Ради Бога, идите уже и проверьте своих лошадей или еще что-нибудь. Мы здесь можем закончить без вас. Уходите и оставьте нас в покое.

— И позволить вам одеться как монахиня? Ни за что. Его самодовольство и хозяйский тон вывели Кристабель из себя.

— Я должна предостеречь вас, что, хотя я и позволяю вам бесстыдно флиртовать со мной на людях, это не значит, что вы можете допускать подобные вольности наедине. Более того, — она решилась солгать, — я расскажу все о вашем неприличном поведении в своем письменном отчете его высочеству. И если ваш отец узнает…

— Что вы сказали? — Берн вдруг застыл, а его глаза стали серыми, как грозовая туча.

С опозданием Кристабель вспомнила, что у Берна нет оснований любить или уважать своего отца.

— Я с-сказала, что буду писать отчет…

— Нет, вы, кажется, назвали его высочество моим «отцом»? — Одним прыжком он оказался рядом с Кристабель на помосте и угрожающе навис над ней. — Если вы намерены изображать мою любовницу, леди Хавершем, вам не мешает кое-что знать обо мне. И главное: его высочество мне не отец.

— Но я думала… — растерянно заморгала Кристабель.

— Он — тот, кто зачал меня. Это действительно так, что бы этот поганец ни говорил. Но зачать — не значит быть отцом. Только один человек вырастил меня, и только она мне и отец и мать. Этот идиот из Карлтон-Хауса не имеет ко мне никакого отношения, и мне наплевать на то, что вы напишете ему.

Прижав Кристабель к стене, Берн зло смотрел на нее.

— И еще: я не люблю угроз. В ответ на них я обычно делаю как раз то, против чего меня предостерегают. И если вы считаете, что я бесстыдно флиртую с вами…

Он крепко схватил пальцами подбородок застывшей от неожиданности Кристабель и прижался губами к ее губам.

Это был жесткий поцелуй. Властный. И очень основательный. Он овладел ее губами так, будто имел на это полное право. И только когда поцелуй грозил стать еще более интимным, Кристабель удалось вырваться.

— Что вы делаете?! — гневно воскликнула она, стараясь не обращать внимания на стук собственного сердца и на предательскую пульсацию внизу живота.

Взгляд Берна, казалось, жег ее.

— Я целую свою мнимую любовницу.

— Прекратите это. — Кристабель испуганно обернулась на дверь. — Слуги могут увидеть.

— И отлично. Слуги как раз больше всего сплетничают, поэтому давайте устроим для них хороший спектакль.

И Берн еще раз поцеловал Кристабель. А она, черт побери, не смогла остановить его. Хуже того — ей это понравилось. Кристабель изо всех сил старалась не сравнивать этот медленный пьянящий поцелуй с влажными и торопливыми поцелуями Филиппа, но не заметить разницу было невозможно. Поцелуи мужа всегда были короткой прелюдией перед быстрой атакой. Поцелуй Берна сам по себе был эротическим актом — жарким и упоительным. Как будто он полжизни ждал, чтобы попробовать вкус ее губ, и от этого у Кристабель закружилась голова.