Читать книгу "Самый лучший комсомолец - Павел Смолин"

не выносит силы духа. Но это не повод не бороться со злом!

— Дорвался! — хихикнула мама.

Закипел чайник, и хозяйственная Таня выдала нам по чашке. Батон, масло, готовое варенье — понеслась!

Когда все четверо сыто откинулись на стульях, гиперактивная родительница заскучала:

— А поехали дачу смотреть! Ни разу не был же.

— Поехали, — за неимением лучшего согласился я.

Чего на стройку смотреть?

В семейном «Москвиче», пользуясь моментом — заедем если что — спросил Виталину:

— У вас виолончель со звукоснимателем, Виталина Петровна?

— У меня вообще инструмента нет, — поморщилась она.

— Понимаю, — вздохнул я. — После баронессы… Она же баронесса?

— Баронесса! — подтвердила девушка.

— После баронессы Захерт кто угодно музыку возненавидит, но, если вы не против, нужно будет помочь проверить оборудование, — закончил я.

Жахнем с Вилкой как надо!

— Не против, — с улыбкой покачала она головой.

— Тогда на обратном пути заедем за инструментом Виталине Петровне? — спросил я маму.

— Заедем, конечно! — покупать всякое она готова в любое время дня и ночи. — А что за баронесса?

Дал Вилке возможность рассказать немножко отредактированную историю, где госпожа Захерт преподавала Вилке в музыкалке.

Сочувственно поохав там, где надо и поражав там, где нет, мама спросила:

— А ты аккуратно водишь, Виталинка? На меня Сережка за нарушения все время ругается!

— Как все, — не очень уверенно соврала Вилка.

— Виталина Петровна — очень квалифицированный водитель, — немножко помог я.

— Ну какая разносторонняя! — умилилась мама.

Добрались, выгрузились. Прогресс знатный — над кирпичной коробкой возвели деревянный каркас, и в данный момент работники из бригады обшивают его шифером. Прошли внутрь: комната родительская, комната будущая детская, по комнате мне и Тане, гостиная и гостевая. Стены и пол, понятное дело, "голые". Туалета нет — ну не протянула Советская власть коммуникации, но во дворе выкопали скважину — водопровод от нее протянем.

Вытерев обувь о нашедшиеся остатки снега, поехали обратно.

— Картошка… — начала было мама.

— Совершенный в нашей ситуации рудимент! Извини, против садово-огородных работ я ничего не имею и согласен, например, белить деревья, благо ты их кучу сажать собралась, но в натуральное хозяйство играть не хочу.

Таня, как регулярно страдающий от командировок в колхозы советский городской ребенок, горячо закивала головой.

— Ну и что с ним делать? — с улыбкой риторически спросила мама, подмигнув мне в зеркало заднего вида.

Виталина все-таки ответила:

— Гордиться! Сережка у нас такой один! — и тепло мне улыбнулась.

Приятно!

— Меньше года прошло, а он уже отдельным самолетом Первых секретарей снимать по поручению Щелокова летает, — вздохнула мама. — А дальше что будет?

— А дальше старшие товарищи будут аккуратно отправлять меня туда, где снимать придется функционеров рангом поменьше, — ответил я. — Ибо такой рейд в их глазах — ЧП Всесоюзного масштаба, из-за которого пришлось попахать сутки без отдыха — согласовывать, координировать и отбиваться от покровителей снимаемого. В этот раз — получилось, но, уверен, старшие товарищи изрядно перенервничали и больше мне так развернуться пока не дадут. Но как только кандидат появится — с радостью отправят к нему в гости меня.

— Взяточников-то покрывать не станут, — проявила веру в Советскую власть родительница.

— Так и Одесский бы уцелел! — гоготнул я. — Вот что самое прикольное — ему кроме рекордной взятки-то и пришить нечего!

Вилка издевательски заржала:

— Видела бы ты эту картину, Наташ — два десятка офицеров КГБ и БХСС, а товарищ Неизвестный с поклоном Сережке чемодан у всех на глазах вручает!

Родительница и Таня присоединились к веселью, и мы добрались до ГУМа. Виолончель со звукоснимателем Вилочке, к ней — два смычка, струны, смазка для струн и корпуса, сверху — мягкий чехол. Себе — отечественные кроссовки «на вырост», обещал же переобуться после «Глухого дела».

Глава 6

На следующий день, прихватив запас баночек с вареньем — подарки! — мы с Вилкой отправились в Кремлевский концертный зал — снимать праздничный концерт. На сцену меня никто не пустит — потому что не просился, а не потому, что «зажимают» — но наш ВИА к участию допущен, с песней про «рокот космодрома». Все выступают «под фанеру», поэтому задача ребят — как можно менее динамично имитировать игру на инструментах и открывать рот. А еще нашего ударника немножко наругали и принудительно причесали. Против костюмов музыканты ничего не имеют — «битлы» же в них выступают, значит вполне рок-прикид.

Пятый ряд, с правого краю, но обещали мельком показать. А оно мне надо? И так все знают. Но, раз старшие товарищи решили, противиться смысла нет. «Своих» — куча: вон они, в первых рядах, включая деда Юру в окружении Политбюро. Варенье отдано «подсосам», а «хозяева» на нас — ноль внимания, но оно и хорошо, надо немножко ВИПов из головы выкинуть. Зато так не считала львиная доля прибывших артисты — подходили, здоровались, желали хорошего.

Открывать концерт доверили хору Александрова, и они начали с гимна — впервые за много лет исполняется с текстом Н. Добронравова, которого в Союз приняли еще в марте — в больницу приходил рассказывал. Допев и получив аплодисменты, хор свалил — усё, зато на Девятое мая на сцене им торчать добрых сорок минут — генерал Епишев будет «обкатывать» пионерский репертуар.

К середине шоу я понял паттерн — выпускаем артиста с песней на стихи и музыку Ткачева, следом — музыканта с репертуаром сторонним. Повторить! С учетом ВИА получилось девять «моих» песен. Ну а кому «Ленин, Партия, Комсомол» в голову придет не пропускать? На своем репертуаре сидел тихо и спокойно, вежливо аплодировал. На чужом — делал подчеркнуто-восторженную моську и хлопал с удвоенной силой. Скромный типа!

Вот они, мои хорошие, по итогу пары фингалов и частично испорченной одежды назвались с подачи Стаса и его втянутого в заговор двоюродного брата «Цветы». Цветы — это нормально, пусть будет, времена прямо не те, чтобы выпендриваться, и так у трех четвертей пожилых партийцев рожи скисли — контрреволюция и тлетворная западная пропаганда прямо вот она, только руки протяни, а, увы, нельзя — вон деда Юра сотоварищи как одобрительно хлопает.

Ребята с неверящими лицами откланялись — нифига себе, прямо в Кремле рок бахнуть дали! — и ушли в гримерку, а нам придется досидеть до конца.

— Вон, видишь, за