Читать книгу "Детство и школа. 1932—1949. Стихи разных лет - Владимир Георгиевич Фалеев"

было пока тихо. Разве что во дворе напротив вырыли щель. Но об этом чуть позже.

Первый налет немецких бомбардировщиков на Москву состоялся ровно через месяц после начала войны – 22 июля. Четырьмя колоннами двести двадцать тяжелых машин на высоте от двух до трех километров пять часов бомбили столицу. Следующей ночью их было уже больше. Сейчас об этом как-то не принято вспоминать, но тогда москвичам пришлось нелегко.

Прорываясь сквозь плотный огонь зениток, ускользая из перекрестий лучей прожекторов, отражая атаки наших истребителей, фашисты все же смогли нанести ряд хоть и не очень серьезных, но чувствительных ударов по Москве. Пострадал метромост, станция метро Арбатская, одна бомба взорвалась возле Никольской башни Кремля, другая – у Дома Правительства. Взрывной волной был опрокинут памятник Тимирязеву у Никитских ворот. Погибли первые москвичи.

О налетах предупреждали гудки сирен и сообщения по радио. «Внимание, внимание! Граждане, воздушная тревога!», и так несколько раз подряд. Кто-то, схватив детей, бежал в убежища. Там, где были вырыты «щели», прятались в них. Самым надежным укрытием был метрополитен. После объявлении о воздушной тревоге все эскалаторы на каждой из станций начинали работать на спуск. В первую очередь, конечно, вниз пропускали женщин с детьми, стариков и инвалидов. С платформ по приставным лесенкам они спускались на рельсы и уходили в тоннели. Понято, что электричество от токопроводящих шин отключалось. Иногда матери с детьми и старики оставались ночевать на полу станций на заранее заготовленных матрасах. Но станций метро тогда было немного. Риск пострадать во время налетов оставался большим.

Конечно, наибольшая опасность возникала от прямых попаданий авиабомб, их осколков и рушащихся от взрывов построек. Но не исключалась возможность поражений осколками зенитных снарядов, такой плотный заградительный огонь велся по немецким самолетам. Очевидец, британский журналист, позже вспоминал: «Шрапнель зенитных снарядов барабанила по улицам, точно град. Десятки прожекторов освещали небо. В Лондоне мне не приходилось ни видеть, ни слышать ничего подобного».

Только за месяц налетов в Москве погибли 740 человек, раненых было более 3500. За все время воздушных атак на столицу (последний налет случился в июне 43-го) погибли свыше 2000 москвичей, почти 6000 человек были ранены.

Сейчас, к сожалению, о подвиге жителей Москвы в первые месяцы войны почти не вспоминают. А жаль. Паники не было совсем. Люди продолжали работать, ухаживали за поступавшими в московские госпитали ранеными, заботились о детях и стариках. Суровость времени передалась всем. Город притих, но было ясно, что Москва выстоит.

В небе над городом висели аэростаты воздушного заграждения. Темно-бордовое вечернее небо резали белые полосы прожекторных лучей. В их перекрестие зенитчики ловили немецкие самолеты и били по ним плотным огнем. Надо сказать, что отличная организация противовоздушной обороны Москвы не позволила фашистам нанести городу хоть сколько ни будь заметный урон! Не пострадал Кремль, крупные промышленные предприятия, исторические и культурные памятники Москвы. Враг просчитался!

Между тем обстановка на фронтах Великой отечественной войны оставалась крайне тяжелой. Наши войска вели оборонительные бои, неся тяжелые потери. Немцы упорно рвались к Москве. С северо-запада вели наступление на столицу отборные немецкие части.

Много лет спустя, когда мы поженились со Светланой, я узнал о гибели ее отца как раз на этом направлении, в районе деревни Хлебаниха одного из районов Калининской области (теперь городу Калинин возвращено его историческое название – Тверь). В их семье сохранилась «похоронка» – так называли приходившие с фронтов извещения о гибели родственников.

Светлана рассказала, что ее отец, работавший инженером на Московском метрополитене и имевший бронь, т. е. освобождение от призыва на фронт, добровольно отправился в военкомат. По своей военной специальности пулеметчика был направлен на Калининский фронт. Он погиб 30 июля 1941 года, прикрывая огнем отход солдат своей части. В «похоронке» значилось место его захоронения в братской могиле.

Узнав, что попытки разыскать могилу отца до сих пор не удались, я предложил продолжить поиски места его гибели, тем более что в это время поднялось общественное движение по поискам павших на войне солдат. С особой теплотой и надеждой на мое предложение откликнулась Светина мама, моя теща. Мы написали письма в областные военкоматы Калинина и Пскова – теперь деревня Хлебаниха по административному делению оказалась в Псковской области. Какие замечательные люди оказались в этих организациях! Низкий им поклон. Скоро пришел ответ: пулеметчик Грозовский Семен Самойлович похоронен в братской могиле, что в селе Усмынь Куньинского района, что недалеко от Великих Лук. Внимательные сотрудники военкомата объяснили, как туда добраться из Москвы.

Коротко скажу: нам со Светой и ее мамой дважды удалось посетить это место, проехав на машине более 500 километров через Волоколамск и Великие Луки в село Усмынь. От трассы Москва-Рига еще около 50 километров туда ведет грейдер. Между зеленых холмов удивительно красивого ледникового ландшафта этой части России лежит большое чистое озеро. На его берегу установлен памятник советскому солдату, рядом – братское захоронение. Благодаря усилиям работавших здесь поисковых отрядов, ряд фамилий лежащих в общей могиле бойцов был подтвержден документально, и теперь на отдельном могильном холмике установлена табличка: «Красноармеец Грозовский Семен Самойлович». Местные жители ухаживают за памятником. Приехав в Усмынь в день Победы в 1987 году, мы, как почетные гости были приглашены на торжественное собрание. Меня, родственника участника войны, попросили выступить. Хотя к тому времени был уже опыт чтения лекций и многих выступлений на разных собраниях, я волновался. С платформы грузовика рассказал о своем, увы! незнакомом мне солдате, его подвиге, о боях за Москву. Шел дождь, с озера дул ветерок, но люди стояли молча и слушали. В очередной раз мы убедились, насколько свят День Победы для нас, русских людей. Здесь, на Смоленщине, она прошлась особенно жестоко. А в 2015 году мы записали красноармейца Грозовского С. С. в состав Бессмертного полка.

Но вернемся в московское лето 1941 года. Мы, мальчишки, и в это время оставались детьми. Конечно, после сигналов воздушной тревоги все сидели по квартирам – свою «щель» в нашем дворе жители вырыть не успели. Зато, как только звучал сигнал «отбоя», мы неслись что есть духа на улицу искать осколки зенитных снарядов. Самым интересным было подбирать еще теплые, с зазубренными острыми краями, куски металла на крыше.

«Граждане! Угроза воздушного нападения миновала!» – доносится из черной тарелки репродуктора. «Ма-ам! Можно во двор?» «Смотри, только больше никуда!», мама наклоняется, чтобы успокоить новорожденного.

Во дворе уже Генка Лазарев из одиннадцатой квартиры. Он старше и командует: «Айда к нам!». К нам, это значит вскарабкаться на пожарную лестницу сзади нашего дома, и юркнуть в слуховое