Читать книгу "Жуть вампирская - Алексей Лисаченко"

Но однажды почтовый альбатрос сбросил на остров письмо, запечатанное сургучом с оттиском короны. Принцесса сломала печать и открыла конверт. Сначала она подумала, что альбатрос просто перепутал принцесс, ведь никто-никто на свете никогда не называл её «наша дорогая принцесса».

Вот что было написано в письме:

«Наша дорогая принцесса! Надеемся, что у тебя на острове всё благополучно. У нас тоже всё хорошо, кроме одной малости. На днях прилетел молодой дракон, который вбил себе в голову идею непременно жениться на принцессе. Впрочем, ни одна из имеющихся принцесс ему не понравилась. – Все они уродливые и бледные, как земляной червяк, – сказал дракон и собирался уже всех съесть, когда мы догадались показать ему твой портрет, и теперь он влюблён без памяти.

Все мы очень соскучились. Высылаем за тобой королевский фрегат и надеемся, что ты приедешь навестить нас как можно скорее. Умоляем, не задерживайся! Горячо любящие тебя король, королева и сёстры».

В письмо оказался вложен портрет нежно-зелёного дракона в красивом костюме с галстуком, дракон был изображён со смущённой улыбкой и букетиком фиалок в лапе. Принцесса нашла его очаровательным и начала было собираться, но потом подумала: «Бедный Понедельник! Как же он останется здесь без меня, совершенно один?»

– Не думай обо мне, – сказал Понедельник, – спеши к своему счастью. У меня всё будет хорошо.

– У тебя обязательно всё будет хорошо, милый Понедельник, – сказала принцесса и поцеловала его в щёку, – я это чувствую!

Она упаковала в маленький чемоданчик запасное розовое платьице и два кокосовых ореха в дорогу, убрала корону в походный чехол и стала ждать фрегат. Наконец, на горизонте показались паруса, и вскоре прекрасный белоснежный корабль бросил якорь у самого острова. Матросы спустили шлюпку. Принцесса и Понедельник стояли на пляже в ожидании, как вдруг низко над островом промчался почтовый альбатрос и сбросил ещё одно письмо.

Письмо было запечатано хлебным мякишем и густо закапано слезами. Понедельник открыл конверт, и вот что там было написано:

«Милый братец Понедельник, твой уход от нас – страшная ошибка! Сначала, правда, все обрадовались, а после меня начал наступать Вторник – но прошло совсем немного времени, и люди начали его ненавидеть. Тогда Вторник сбежал высоко в горы и сейчас живёт в какой-то пещере, где никого нет и всегда вторник.

За вас обоих осталась Среда, но вскоре не выдержала и она: записалась в подводную экспедицию и отправилась на дно морское изучать окружающую среду. Четверг не продержался и месяца, нашёл себе укромное дупло посреди леса и носа оттуда не высовывает. Пятница сбежала сразу – говорят, её видели на Южном полюсе.

Суббота на месте, но наступать после меня отказывается – говорит, что она выходной и знает свои права. У людей полная неразбериха, все перессорились и ругают меня последними словами. Просто боюсь себе представить, что будет завтра.

Пожалуйста, прости меня: я вело себя как самовлюблённое дуро! Возвращайся скорее, ты всем очень нужен.

Любящее тебя Воскресенье».

Весь обратный путь на борту фрегата был понедельник.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

В лесной подстилке, глубоко под снегом, лежали вместе три семечка. Долго тянется зима, если ты – маленькое семечко. Весна далёким сном кажется. Какая уж тут весна – как бы не замёрзнуть или мышке не попасться. Но семечки всё-таки мечтали о весне и тихонько переговаривались:

– Я буду могучим ясенем, – говорило первое.

– Я стану белой берёзкой, – утверждало второе.

– А я пока само не знаю, кем вырасту, – сказало третье – неизвестное чёрное семечко, похожее на еловое.

И засмеялось тихонько:

– ХА-ХА-ХА!

Женька из 3«А» и новогодняя злка

1

Когда началась эта невероятная история, я лежал в постели и собирался уснуть. День выдался тяжёлый, и я очень устал.

В школе, где я работал директором, шла подготовка к Новому году. Учеников у нас было много, и школа работала в две смены. С утра до ночи передо мной проносилась нескончаемая чехарда учителей, которых надо было приободрить, хулиганов, которых следовало непременно отругать в директорском кабинете, и бумаг, которые было необходимо подписать ещё вчера. Иногда стоило больших усилий ничего не перепутать и не отругать вместо хулигана какую-нибудь бумагу.

В Новый год сюда добавлялась ещё ёлка, мишура и будущий праздничный концерт с артистами, новыми трубами для школьного оркестра и пригласительными билетами для родителей.

Надо ли говорить, что под вечер голова моя наливалась тяжестью, глаза слипались, а подушка притягивала, словно магнит.

Во сне я старался побыстрее добежать до своего города и спрятаться за его стенами. Да-да, там, во сне, у меня был припрятан маленький городок. Он стоял на высоком утёсе над зелёно-голубым морем, и белые стены окружали его со всех сторон. В городке жили милые дружелюбные люди, во всём похожие на меня. Кто-то из них был мечтателем и поэтом, кто-то любил возиться в огороде, кого-то влекло море с солёными брызгами и рыбалкой – и каждый был по-своему симпатичен.

Только двое, трус и жадина, мне не нравились – но они сидели в подвале. Дверь подвала не была заперта, но как только кто-нибудь из этих двоих показывался на улице, все остальные бросали на них такие укоризненные взгляды, что им сразу хотелось спрятаться обратно.

Был ещё обжора, но он очень старался держать себя в руках и не есть постоянно разные сладости, так что в городке относились к нему с сочувствием.

Иногда с моря набегали варвары. У варваров были лица двоечников, они махали неподписанными бумагами и требовали то новые трубы для оркестра, то говяжьи котлеты для столовой. К счастью, стены всегда их останавливали, и до самого звонка будильника я был в полной безопасности.

2

Так я жил попеременно то во сне, то наяву, и не ждал от жизни никаких особенных сюрпризов. Но ведь неожиданности потому так и называются, что приходят неожиданно – а значит, ждать их всё равно не имеет никакого смысла.

Однажды, по завершении трудового дня, я беспечно шагал по тропинке в свой город. Тропинка была отлично утоптана моими ногами. Она начиналась от моей подушки, спускалась под гору, петляла через облака и обрывалась у городских ворот. Я мог бы пройти по ней с закрытыми глазами.