Читать книгу "Наикратчайшая история Англии - Джеймс Хоус"

Et se nul v nus viegnent encunt ceste chose nus voulons et comandons ke tuz nos seaus et leaus le teignent a enemi mortel (французский язык XIII века).

And gif oni other onie cumen her ongenes we willen and hoaten that alle ure trewe heom healden deadliche ifoan (английский язык XIII века).

«И если один или несколько человек нарушат эти условия, мы будем считать таковых своими смертельными врагами и повелим считать так же всем верным нам людям».

Расчленение Симона де Монфора 4 августа 1265 г. в бойне при Ившеме. «Хроника Роффенсе». Британская библиотека, G70106–93; Cotton Nero D. II, f.177

Оксфордские провизии ставили короля в зависимость от Совета пятнадцати и требовали созыва парламента трижды в год. Согласно официальному сайту парламента, это была самая радикальная реформа до ареста и казни короля Карла I.

Генрих отошел от условий соглашений, и разразилась война. В 1264 г. армия де Монфора, частично состоявшая из лондонских обывателей, одержала разгромную победу в битве при Льюисе, взяв в плен и Генриха III, и наследника престола принца Эдуарда. Впервые с нормандского завоевания мы слышим радостные политические высказывания на английском языке. Создатель «Песни против короля Германии» (1264) весело представляет, как Эдуард без шпор скачет «во весь опор к Дувру», научившись впредь держать свое слово.

Де Монфор разрешил плененному Генриху оставаться королем, но теперь все его решения должны были одобряться парламентом. Но, когда Эдуарду удалось бежать и собрать армию из недовольных дворян, де Монфор был обречен. В битве при Ившеме 4 августа 1265 г. рыцарским доблестям того времени пришел конец. Де Монфор осмелился собрать армию из простых людей и потому считался обычным мятежником. Его казнила команда из двенадцати человек, которые буквально разрезали его тело на кусочки. Практически всех его сторонников умертвили на месте. Сам Генрих III, бывший узником де Монфора, чудом избежал гибели: на нем не было знака, которым принц Эдуард решил отметить своих людей, – креста Святого Георгия. Национальное знамя Англии появилось после поражения первого с 1066 г. человека, который обратился к англичанам на английском.

Пределы власти: Эдуард I

Королевская власть, казалось, восстановилась до такой степени, что Эдуард I попытался в последний раз восстановить феодализм в чистом виде. Бароны остались лояльными, но воспротивились попытке отмены Великой хартии вольностей: ему пришлось согласиться с тем, что любой, кто владел землей на момент восшествия на престол Ричарда I в 1189 г., по закону неприкосновенен, даже со стороны короля (отсюда берет свое начало выражение «с незапамятных времен»). С этого момента дом англичанина действительно стал его домом и крепостью, а не временным пожалованием короля.

Не добившись успеха дома, Эдуард обратил внимание на иностранные дела. В 1278 г. он направился в Гластонбери, чтобы присутствовать на открытии предположительной могилы короля Артура, а затем стал претворять миф об артуровской «Британской империи» в жизнь. В 1282–1283 гг. он провел обширную, методичную и безжалостную кампанию в Уэльсе. Победа была увековечена в камне: военный архитектор Жак де Сен-Жорж из Савойи построил крупнейшую в мире линию замков за колоссальные деньги. Эдуард частично компенсировал расходы, изгнав в 1290 г. из Англии всех евреев и объявив, что все деньги, которые люди ранее были должны евреям, теперь следует вернуть ему самому.

Попытка Эдуарда I сокрушить последний рубеж обороны романизированных бриттов

Затем король обратил свой взгляд на Шотландию. Войны Эдуарда на севере и западе несколько повысили статус англичан, поскольку ему требовалось огромное количество пехотинцев. Теперь эти люди стали второй по значению группой сразу после франкоязычной элиты. Это предложение напоминало то, которое сами англичане через несколько веков сделают сикхам и гуркхам: «Да, мы завоевали вас, но, если вы будете воевать за нас с вашими старыми врагами, мы возвысим вас над ними».

Запись о кампании Эдуарда I 1294 г. в «Хронике Лэнгтофта» открывается прекрасным образчиком антиваллийской и антишотландской риторики, причем на французском языке.

Gales soit maldit de Deus e de Saint Symoun! Car tuz jours ad este pleins de tresoun. Escoce soit maldit de la Mere De!

«Да будут прокляты валлийцы во имя Господа и святого Симеона! Ибо всегда они коварны и лелеют измену. Да будут прокляты шотландцы во имя Богоматери!»

Однако в нескольких местах Лэнгтофт вкрапляет в свой французский язык слова, которые он, вероятно, услышал от английских пехотинцев Эдуарда I.

The fote folke puth the Scotes in the polke, and nakned their nages.

«Пехотинцы заткнули шотландцев за пояс и обнажили их задницы».

Французский был языком конницы, английский – языком пехотинцев, fote folke (как, вероятно, они себя и называли). И они это знали. Постоянное, ежедневное присутствие элиты, носителей чуждой культуры, из поколения в поколение напоминало им об их великой национальной травме. Подчинение Англии эмоционально описывал Роберт Глостерский (ок. 1290 г.).

Thus com lo engelond in to normandies hond. & the normans ne couthe speke tho bote hor owe speche… Vor bote a man conne frenss me telth of him lute. Ac lowe men holdeth to engliss & to hor owe speche.

Увы, случилось это! Англия в руках нормандцев. А нормандцы могут говорить лишь на своем языке… Если человек не знает французского, до него нет дела. Но простые люди держатся за английский,                                                собственный язык.

Однако англичане все равно были готовы воевать со своими соседями под руководством франкоязычных офицеров – пращуров тех «рупертов»[16], которых нынешние английские солдаты тайно презирают, хотя и подчиняются им.

Огромные расходы на борьбу с валлийцами и шотландцами предоставили возможность проявить себя уникальному изобретению английской элиты – парламенту. Если бы Англия была нормальной страной с собственным правящим классом, Эдуард мог бы попытаться усмирить аристократию, дав крестьянам (которых легче было бы обложить налогами) права на землю. Именно это и случилось во Франции того времени. Но Эдуард, будучи франкоязычным королем, вряд ли мог прибегнуть к помощи англоязычных крестьян против собственной франкоязычной знати. Он признал необходимость вести с нею переговоры – parley. Так называемый Образцовый парламент 1295 г. уже имел знакомые нам очертания.