Читать книгу "Закон Чернобыля - Дмитрий Силлов"

– Все, я заткнулся, – криво усмехнулся Кречетов.

– Мне все равно, чьи тела вам нужны, чтобы оживлять мертвых, – сказал Волк. – Если нужно, трупов мы вам притащим сколько угодно. Мне важно лишь одно – чтобы мои бойцы вновь встали в строй.

Он достал из кармана взятую у отрубившегося Гудрона связку нагрудных жетонов, покрытых запекшейся кровью.

– У вас сейчас есть готовые матрицы, господин академик? Как только я удостоверюсь, что этот сталкер ожил и при этом находится в здравом уме и твердой памяти, я бы хотел, чтобы вы немедленно приступили к оживлению людей, чья кровь осталась на этих жетонах…

– Смотрите! – воскликнул боец, который подал идею насчет очистки «веретеном».

Мертвец в автоклаве дернулся, словно его током ударило. Внезапно на его шее и руках страшно вздулись вены, при этом сквозь тонкую кожу было видно, что по ним течет синяя, слабо светящаяся кровь.

А потом труп начало корчить. И это было страшно. Мертвое тело начало биться об крышку автоклава, из его рта, брызгая во все стороны, хлынула иссиня-черная пена. Автоматические манипуляторы повыдергали иглы из рук беснующегося трупа и жались вдоль стенок автоклава, словно испуганные змеи…

– Твою ж Зону, – покачал головой Волк. – Профессор, это нормально?

– Если вы ко мне, то, на мой взгляд, это полный звездец, – сказал Кречетов. – И я еще очень мягко выразился.

Волк поморщился.

– И вообще-то я не к тебе обращался, говорящая голова. Я и сам вижу, что в этом ящике происходит какая-то хрень. Так что, господин Захаров, все идет по плану?

Захаров, не спуская глаз с автоклава, вдумчиво теребил бородку, словно намеревался ее оторвать.

– Я с вами говорю! – возвысил голос Волк.

– Да-да, я вас слышу, – рассеянно проговорил Захаров. – И, если честно, понятия не имею, что это такое, подобную реакцию объекта я наблюдаю впервые. Но могу предположить, что сейчас его организм действительно освобождается от последствий пагубного отравления синей пылью. Если, конечно, данный процесс не убьет объект – слишком уж интенсивно происходит процесс этого освобождения…

Академик еще проговаривал последние слова, когда труп начало выворачивать. Его рвало так, что казалось, он вот-вот начнет извергать из себя собственные внутренности. Крышка автоклава, сработанная из пуленепробиваемого стекла, уже настолько была заляпана мерзкой черно-синей жижей, что увидеть происходящее внутри прозрачного гроба стало проблематично.

– Кажись, сдох, – неуверенно произнес Волк, вглядываясь в недра автоклава и непроизвольно морщась. Этот боец повидал в жизни всякое, но такое количество блевотины видел впервые.

Захаров неуверенно покосился на приборы, но они ничего не показывали. Вообще ничего. Не иначе, все датчики оторвались, когда мертвец неистово бился в своем стеклянном гробу…

– Есть только один способ это проверить, – сказал он, нажимая на кнопку открытия автоклава.

* * *

Вонь была ужасной. Непередаваемой. Такой, что я, едва вынырнув из мрака беспамятства, чуть снова не утонул в нем.

Но я не хотел вновь окунаться в черную ледяную пропасть, из которой выплыл на слабый свет, мерцающий в недосягаемой высоте. Поэтому я старался. Очень старался. Мне нужно было вернуться!

Зачем?

Не знаю…

Там, откуда я выбрался, не было слов, мыслей, чувств… Не было даже времени. И единственное, что было во мне, что стало мной там, на дне, холодном, словно могила, – это осознание того, что я должен возвратиться.

Обязан.

Потому что не могу иначе.

Но как странно… Неужто то, к чему я так стремился, это яркий свет, воняющий так, что смерть по сравнению с ним кажется не таким уж страшным наказанием?

Однако я не вырубился вновь, удержав сознание в теле, которое я теперь ощущал. Надо же, как это приятно – чувствовать, что ты вновь стал обладателем скрюченного от боли туловища, адски ноющих конечностей и разламывающейся головы. Я осознавал, что мой рот раскрыт, что я ору во всю глотку от боли, но из горла вырывается лишь жалкий булькающий хрип.

А еще я ни черта не видел. Перед глазами плавали лишь размытые пятна неопределенной формы. Но в какой-то момент поле моего зрения заслонило одно белое пятно и чей-то отдаленно знакомый голос произнес:

– Спокойно, Снайпер. Сейчас сделаю укол, и сразу полегчает.

Над левым локтем кольнуло довольно сильно, следом в этом месте появилась раздирающая боль. Но разве можно ее сравнить с той болью, что пронизывала каждую клетку моего тела, скручивая его в эмбрион?

Однако чувство болезненного распирания в руке быстро прошло – вместе с нестерпимым ощущением, что меня сейчас разорвет изнутри на тысячу кусков.

И вместе с этим вернулось зрение.

Пелена спала с глаз, и я увидел, что сижу в автоклаве, заблеванном так, словно в него выворачивало целый взвод военных, перебравших по поводу новогоднего праздника. Кстати, вон они стоят, глядя на меня словно на выходца с того света. Интересно, не их ли это была затея излить на меня содержимое своих желудков?

И тут внезапно я вспомнил все!

Словно плотину прорвало, блокирующую мозг. Я аж зажмурился от такого обилия информации – показалось, что сейчас глаза выскочат от давления воспоминаний, мыслей, эмоций, разрывающих голову изнутри.

Я был убит. Я отчетливо помнил момент своей смерти. Будто минуту назад это было: мигающий вспышками пламени автомат Кречетова; пули, что, словно тяжелые молотки, лупят в мою ничем не защищенную грудь; брызги моей крови, медленно разлетающиеся во все стороны, – и автомат, который я метнул в ученого на манер копья, потому что вдруг понял – добежать до Кречетова я уже не смогу…

Тогда я успел увидеть, как моя сверкающая «Бритва», примкнутая к автомату, вонзается в лоб ученого, а на потолке над его головой отъезжает в сторону панель, открывая ствол пулемета, направленный мне за спину. Тогда я понял: у Захарова все получилось. Потому что и у меня – получилось. Потому что гранаты «вольных» не полетели, а значит, я выиграл у Сестры десять секунд, за которые сумел спасти две жизни. Правда, за это пришлось отдать свою[2]…

А потом была темнота. Слишком черная и холодная для того, чтобы быть просто темнотой. Наверно, Сестра все еще была в обиде на своего провинившегося побратима, потому не удостоила встречи с ней, а просто ввергла в мрак вечного ледяного покоя – из которого меня вновь выдернули в эту жизнь.

Зачем?

Впрочем, я немедленно сам ответил на свой же немой вопрос. Возможно, затем, что пять гильз со смятыми дульцами и пятнышками синей пыли все еще лежали на столе неподалеку от автоклава. Гильз, в которых содержались фрагменты тел моих друзей. И, судя по тому, что эти импровизированные контейнеры были так и не вскрыты, академик Захаров не сдержал свое обещание оживить Фыфа, Настю, Рут, Харона и Рудика.