Читать книгу "Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности - Майкл Поллан"

Побуждаемый этими «старейшинами», да и под влиянием прочитанных книг, Джесси начал раскопки богатейшего корпуса психоделических исследований первой волны, большая часть которых была потеряна для науки. Он откопал, что до 1965 года было написано свыше тысячи научных работ о терапевтических свойствах психоделических препаратов, в которых было представлено свыше 40 тысяч объектов исследования. Начиная с 1950-х и до начала 1970-х годов психоделические соединения массово использовались для лечения различных недугов (включая алкоголизм, депрессию, обсессивно-компульсивные расстройства и психическую подавленность, характерную для многих людей в конце жизни), причем часто с впечатляющими результатами. Но лишь очень немногие из них осуществлялись в соответствии с современными научными стандартами, а результаты некоторых вообще были скомпрометированы неумеренным энтузиазмом проводивших их исследователей.

Еще больший интерес для Боба Джесси представляли ранние исследования психоделиков, имевшие своей целью изучение их потенциального воздействия на то, что сам он громко называет «улучшением породы здоровых людей». Такие исследования со «здоровыми людьми» действительно проводились, и их целью было установить у этих людей уровень художественно-научного творчества и духовности. Самым известным из них был эксперимент 1962 года, проводившийся в Маршской часовне Бостонского университета в Страстную пятницу под руководством Уолтера Панке, священника и психиатра, работавшего в то время в Гарварде над своей кандидатской диссертацией (его научным руководителем был сам Тимоти Лири). Этот эксперимент (он проводился двойным слепым методом) заключался в том, что двадцати студентам-богословам во время службы в Страстную пятницу (она, как уже было сказано, проводилась в Маршской часовне) были розданы капсулы с белым порошком; в десяти капсулах был псилоцибин, а в десяти других – «активное плацебо», в данном случае ниацин, который вызывает в теле чувство покалывания. Восемь из десяти студентов, получивших капсулу с псилоцибином, сообщили, что у них был непередаваемый мистический опыт, тогда как в контрольной группе подобный опыт был только у одного человека. (Впрочем, отличать эти группы одна от другой было совсем нетрудно, что делало двойной слепой метод совершенно излишним: участники, принявшие плацебо, спокойно сидели на своих скамьях, тогда как принявшие псилоцибин лежали на них или бродили как неприкаянные вокруг часовни, бормоча про себя: «Господь вездесущ» или «Слава Тебе, Господи!») Панке пришел к выводу, что видения тех, кто принял псилоцибин, «не отличались от классических видений» (если только не были идентичны им), возникающих в ходе обычного мистического опыта, как он описан в мировой литературе. Хьюстон Смит с ним согласился. «До этого эксперимента, – заявил он в интервью, данном в 1996 году, – у меня не было встреч с глазу на глаз с Самим Богом».

В 1986 году Рик Доблин решил вернуться к Бостонскому эксперименту: он разыскал всех (кроме одного) студентов-богословов, принимавших псилоцибин в Маршской часовне, и попросил их высказать свое мнение об эксперименте и его последствиях. Большинство заявили, что пережитое ими самым радикальным образом, глубоко и надолго, изменило их жизнь и работу. При этом Доблин нашел серьезные изъяны в опубликованном ранее отчете Панке: тот забыл упомянуть, что несколько человек в ходе эксперимента боролись с охватившей их сильной тревогой. А один из них сбежал из часовни и быстрым шагом направился к центру города по проспекту Содружества, убежденный, что он избран и что именно ему выпала честь возвестить народу о пришествии Мессии, так что его пришлось схватить и доставить обратно в часовню, где ему сделали укол торазина, сильного нейролептика.

В этом отчете и другом, об эксперименте, проводившемся под руководством Тимоти Лири (предметом его исследований был рецидивизм в государственной тюрьме Конкорда), Доблин поднял проблемные вопросы о качестве исследований, осуществленных в Гарварде в рамках «псилоцибинового проекта», высказав мысль, что энтузиазм экспериментаторов сыграл с ними злую шутку, заставив их подтасовать преданные огласке результаты. Если бы это исследование пришлось повторить, заключил Джесси, то следовало бы отнестись к нему с полной серьезностью, то есть провести его более основательно, с большими тщанием и объективностью. Тем не менее результаты Бостонского эксперимента оказались весьма обнадеживающими, и, как вскоре решили Боб Джесси и Роланд Гриффитс, они стоили того, чтобы его повторить.

* * *

Таким образом, в начале 1990-х годов Боб Джесси раскопал огромный свод знаний о психоделиках, считавшийся утраченным после того, как официальные исследования были прекращены, а неофициальные проводились в подполье. В этом смысле он напоминал тех ученых-схоластов эпохи Ренессанса, которые по древним рукописям, извлеченным из монастырских архивов, заново открыли и восстановили забытый мир классической мысли. Однако в данном случае времени прошло значительно меньше, так что это знание хранилось в памяти многих тогда еще живых людей, таких, например, как Джеймс Фадиман, Майрон Столярофф и Уиллис Харман (еще один инженер из Сан-Франциско, ставший психоделическим исследователем): чтобы получить это знание, этим людям нужно было просто задать соответствующие вопросы или разыскать в библиотеках и архивах научные статьи и работы по этой теме. Но если продолжить аналогию со средневековыми монастырями, чьи архивы спасли от полного забвения мир классической мысли, то в наше время таким местом, где в темный (хотя и короткий) век запретов и преследования усердно поддерживалось угасающее пламя психоделического знания, – таким местом должен быть Эсален, легендарный оздоровительный центр, расположенный в местечке Биг-Сур, Калифорния.

Раскинувшись на вершине скалы, с которой открывается вид на Тихий океан (благодаря этому ему все еще удается сохранять какую-то связь с материком), Эсаленский институт, основанный в 1962 году, является центром, притягивающим к себе в Америке так называемое движение за человеческий потенциал, то есть, говоря иначе, он служит неофициальной столицей движения нью-эйдж. За эти годы здесь было разработано и преподано огромное количество терапевтических и духовных методов, да и терапевтический и духовный потенциал психоделиков тоже не был забыт. Начиная с 1973 года здесь жил и работал чешский ученый-эмигрант Станислав Гроф, всемирно известный психиатр, один из пионеров ЛСД-психиатрии. Правда, до того как поселиться в Эсалене, он несколько лет вел здесь практические семинары. Гроф, под чьим руководством были проведены тысячи сеансов с использованием ЛСД, однажды предсказал, что психоделики «для психиатрии явятся тем же, чем является для биологии микроскоп или для астрономии телескоп. Эти инструменты дают возможность изучать важные процессы, которые в обычных условиях недоступны наблюдению». Сюда стекались сотни любопытных, чтобы только глянуть в микроскоп, который Гроф часто использовал на своих семинарах для психотерапевтов, желавших внедрить психоделики в свою практику. Многие терапевты и психологи-практики (если не большинство из них), которым сегодня приходится работать в подполье, осваивали свое ремесло именно в Эсалене, подле самого Стэна Грофа.

Продолжалась ли эта работа в Эсалене после того, как ЛСД был запрещен, неизвестно, но если бы продолжалась, то вряд ли кого это бы удивило: сие местечко находится на самом краю материка, так далеко от крупных очагов цивилизации, что поневоле возникает чувство, что оно вне досягаемости федеральных законов. Но если верить официальным сведениям, то семинары Грофа закончились, как только ЛСД оказался вне закона, а сам Гроф занялся преподавательской деятельностью, предпочтя ее так называемому голотропному дыханию – технике, с помощью которой можно ввести сознание в психоделическое состояние без всяких наркотиков и препаратов, только посредством глубокого, учащенного ритмического дыхания, сопровождаемого обычно громким стуком барабанов. Однако даже после запрета психоделиков та роль, которую сыграл Эсален в их истории, не завершилась. Эсален стал местом встреч людей, мечтавших вернуть эти молекулы в общественную жизнь и сделать их частью культуры – не важно, в качестве ли терапевтического препарата или как средство духовного развития, – местом, где они задумывали и планировали свои кампании.