Читать книгу "Портрет обнаженной - Геннадий Сорокин"

– Почему ты так решил?

– После того, как Валя с лошадиным лицом увела Луизу в спальню полежать, я из зала в коридор не выходил. Все выходили, а я на месте сидел, к свободным девушкам присматривался. Выпивал, закусывал, кассеты на магнитофоне переставлял, но мимо спальни не проходил.

– Пройдемся по гостям. Кто где сидел?

– Напротив меня – Валя. Это место, по идее, должна была занять хозяйка квартиры, а села ее подружка. Я вначале подумал: «Что за ерунда, что за скромность?» А потом присмотрелся и понял, что они специально так сели. Валя эта какая-то простоватая, как будто из деревни приехала. Но это все так, для виду. Ей, наверное, неудобно было при посторонних в роли служанки выступать, вот она простушкой и прикинулась. Но в то же время Валя все время подчеркивала, что она лучшая подруга хозяйки и должна ей помогать во всем. Она, единственная из всех гостей, называла Луизу не по имени, а «Лу». Короче, Валя эта все застолье бегала на кухню. Посидит немного, Луиза ей вполголоса указание даст, и она стартует то за закуской, то вилку заменить. Если бы она на диване села, то ей пришлось бы каждый раз человека во главе стола тревожить, а так она выходила и приходила, не причиняя никому неудобств.

– С Валей – Шершневой Валентиной – все понятно, давай дальше.

– На диване сели: сестра около меня, рядом с Валей хозяйка, посередине Кутикова Света, будь она неладна! Вы в курсе, что потом было?

Я на всякий случай кивнул головой, хотя не понял, о каких событиях идет речь: то ли о его уединении с Кутиковой в комнате Луизы, то ли еще о чем, чего я пока не знал.

– Леха, парень моей сестры, сел слева от меня, потом еще один парень, я не запомнил, как его зовут, потом Татьяна, девушка красивая и приятная. У нее не такая броская внешность, как у Луизы, зато она – настоящая. Я непонятно объясняю? Каретина – красавица, слов нет, но она вся манерная, с ней разговаривать неинтересно, да и не о чем, а Татьяна – девочка что надо. Если бы мне довелось кого-то из девушек выбирать, то я бы, не раздумывая, остановился на ней. Короче, о чем я говорю: между двумя красотками напротив меня сидела чувиха с лошадиным лицом, с косой, как у отличницы. Волосы назад зачесаны, лоб в прыщах, не накрашенная, одета так себе. Представили картину? Две красавицы, лошадь, и я напротив сижу, глаз положить не на кого. Я прикинул расстановку сил и заскучал, потом думаю: «Всяко бывает! Может, хозяйка напьется и на меня внимание обратит, а может, Татьяна со своим парнем поссорится, и ее некому будет утешить, а тут – я!» Короче, сели за стол, первый тост толкнула Валентина.

Горбунов, не проронивший во время допроса ни слова, не выдержал и спросил:

– Вы за годовщину Октябрьской революции пили?

– Даже мои родители за революцию не пьют, – удивился Чистяков. – Обычно первая рюмка за то, что все собрались за одним столом. Потом пьют просто так, со словами «Ну, поехали», или пьют за здоровье. Когда кровь после пары рюмок разойдется, могут за женщин тост поднять, но это редко. А за революцию какой дурак будет тост поднимать? Тем более в молодежной компании. Первый тост мы выпили за знакомство. Они между собой все знакомы были, так что получилось так, что первый тост за меня был. И вообще это был не тост, а приглашение выпить. Потом начала говорить Луиза, и все, как по команде, стихли, даже жевать перестали. Она говорила о студии «Возрождение», что эта студия вместо творческого подъема стала погружаться в трясину застоя. Луиза так и сказала «застой», чтобы все поняли, что там больше ловить нечего. Короче, суть ее рассказа свелась к тому, что надо отделяться от «Возрождения» и организовывать свою студию. Я смотрю: у гостей это предложение энтузиазма не вызвало. Светлане Кутиковой, по-моему, вообще до фонаря все искусство было, она о чем-то своем думала. А остальные стали поддакивать, типа «да, надо отделяться», но не решительно так соглашались, а для виду, чтобы Луизу не обидеть. Потом была обычная пьянка: включили магнитофон, стали об искусстве говорить, о студии «Возрождение». Кто-то предложил потанцевать, но на улице было еще светло, и стол мешал, так что до танцев дело не дошло. Короче, как всегда на гулянке, гости разбились на мелкие группы. Татьяна, Луиза и Валя стали обсуждать, как им организовать новую студию. Парень Татьяны заговорил с Кутиковой о спорте, а мы, то есть я, сестра и ее парень, – о музыке. У Луизы фонотека – закачаешься! «Модерн токин», «Лэйд бэк», «Джой» – все последние диски на кассетах были. Тут я смотрю: Леха стал пьяненьким прикидываться. Сестра пошла на кухню, по пути Валю с собой позвала. За ними Луиза. Там они все перетерли, очередность установили. Сеструха вернулась, глянула на своего парня и говорит: «Что-то ты опьянел. Пойдем я тебя в комнату отведу. Отлежишься немножко и за стол вернемся».

– Твоя сестра давно с Долженко Алексеем знакома? – уточнил я.

– Вы про «это», что ли? Они давно дружат – месяца три, наверное. Там, на гулянке, собрались все свои и на уединение парочек внимания никто не обращал. Все же понимали, что Леха не напился, а это условность такая: он пьяный, она его полежать ведет. Там даже одеты были все соответствующе.

– Это как? – спросили мы с Горбуновым хором.

– Луиза была в платье, то есть она неприкосновенна. В платье же она не будет на кровати валяться, а времени раздеваться-одеваться нет. Мамаша Луизы не сказала, во сколько точно приедет, вот гости и не стали откладывать хорошее дело в долгий ящик. Короче, хозяйка уединяться в начале застолья не планировала. Из остальных девушек в джинсах была только Света. С джинсами, сами понимаете, сколько возни будет, а с юбкой проще – если материал не мнется, то и снимать не надо. Даже Валя была в юбке, видать, что-то выгадать хотела, но не получилось: Света опередила. Я до последнего момента…

– Подожди, Андрей, – перебил я свидетеля. – Давай вернемся к уединению первой парочки. Твоя сестра и Долженко ушли. Что остальные делали?

– Я пошел в туалет. Это был единственный раз, когда я вышел из зала в сторону кухни и спальни, где потом обнаружили Луизу. В туалете я услышал шум в коридоре. Стою и думаю: «Если это мамаша вернулась, то надо любым путем задержать ее, дать сестре возможность привести себя в божеский вид». Я вышел, а у входной двери стоит не мамаша, а Луиза. Она посмотрела на меня и говорит: «Дурак». И тут же ушла на кухню. «Дурак» – это не я, а тот, кто остался за дверью, к кому она выходила на лестничную клетку. Потом, после первого допроса, я вспомнил этот момент и пришел к выводу, что это из-за меня Луиза входную дверь не закрыла. Это я своим внезапным появлением сбил ее с толку.

– У тебя есть какие-нибудь предположения, кто был за дверью?

– Однозначно мужчина. Больше ничего не могу сказать. В туалете я пробыл минуты три. За это время Луиза успела выйти на лестничную клетку, переговорить с мужчиной и вернуться. Дальше рассказывать? Я пошел в ванную, а там, бог ты мой, все сверкает, как в операционном отделении. Кафельная плитка до потолка, краны никелированные, полотенца махровые. Я сполоснул руки, стою, на полотенца смотрю и не знаю, каким можно воспользоваться. У нас дома какое полотенце под руку попалось, такое и бери, а тут, черт его знает, какие в этом доме порядки. Пока я думал, Луиза позвала на кухню Валю. Та спрашивает: «Кто это был?» Каретина отвечает: «Да так, ерунда». И дальше – шу-шу-шу, они на шепот перешли. Я вытер руки о штаны, пошел в зал, сел возле стенки, стал кассеты перебирать. Почти все они были со штампом звукозаписи, то есть Луиза предпочитала в киоске звукозаписи кассеты покупать, а не самой записывать. Чудно, правда? У нее японский двухкассетник есть, а она деньги на покупные кассеты тратит. Потом я заскучал, сел за стол и, пока все отвлеклись, налил себе полную рюмку коньяка и выпил. Вернулись сестра с парнем, все сели за стол. Опять начался разговор о новом творческом объединении, об уходе от старого наставника. Все выпили, и тут Луизе стало нехорошо. Она как-то обмякла, прямо на глазах поплыла. Я еще подумал: «Как ей, однако, шампанское в голову ударило!» Валя заметила, что с хозяйкой плохо, спрашивает: «Лу, ты как, нормально?» Каретина отвечает: «Пойду минутку полежу, а то что-то голова кружится». Валя увела Луизу в спальню, и за столом стало веселее. Без хозяйки гости расслабились: я с Лехой коньячка накатил, Татьяна со своим парнем уединились, остальные девушки расселись с другой стороны стола и что-то стали обсуждать, но не новую студию. После ухода Каретиной о новой студии никто не вспоминал. Потом мы еще выпили, и Леха позвал меня в кабинет посмотреть на портрет полуобнаженной Луизы. На самом деле он захотел приколоться, послушать, что там, в комнате Луизы, происходит. Леха даже ухом прильнул к двери, засмеялся и показал мне большой палец: «Класс! Сам послушай!» Мне эти охи-вздохи даром были не нужны, и я вернулся за стол. Выпил и чувствую, что мне похорошело: Валя уже не такая страшная стала, и Света вроде бы ничего, если присмотреться. В отсутствие хозяйки гости расслабились, стали бродить по квартире, на кухню покурить раз за разом бегали. В какой-то момент смотрю, Валя налила себе коньячка, выпила и стала мне глазки строить. Я догадался, на что она намекает, хотел к ней подсесть, но тут Татьяна вернулась и заняла место рядом с Валей. Чувствую: облом! Последний шанс из рук уплывает, и в этот самый момент Света говорит: «Пойдем, я тебе кое-что покажу». Мы вошли в кабинет, она стала про фламинго на портрете с Луизой рассказывать, про тени какие-то, но я-то чувствую, что не в птицах дело. Я говорю: «В той комнате ничего интересного нет?» Она улыбнулась и отвечает: «Пошли посмотрим». Как только мы вошли и закрыли за собой дверь, я стал целовать Свету, усадил ее на кровать, пуговички на батнике расстегнул. Замечу, не зря столько анекдотов придумано про водку и некрасивых женщин! Когда я трезвый на Свету смотрел, она мне показалась самой невзрачной из девушек: грудь плоская, стрижка под мальчика. А как коньячка выпил, так у Светы округлости появились и сама она похорошела. Словом, если бы не коньяк, я бы с ней уединяться не стал.