Читать книгу "Охота на охотника - Карина Демина"

Погонят еще.

Или, что хуже – гнали ее много откудова, этого Лизавета не боялась, – сам он глянет с прищуром да и поинтересуется преехидненько:

– А чего это вы, девица Гнёздина, в чужих покоях забыли? Не иначе как репутацию свою подпорченную.

Вот тут-то Лизавета и не выдержит.

Нет, топиться она не пойдет, благо местный пруд, преизящный в правильных своих формах, для утоплений годился мало, но вот страдать будет не чета прежнему.

У пруда Лизавета и остановилась, глядя в полупрозрачную воду его, в толще которой сновали упитанные рыбины. Были они яркими, серебристыми, золотистыми и вовсе алыми – вправду, маги тут хорошие работают – и двигались неторопливо, степенно, словно бы осознавая собственную исключительность.

– А, Лизок, – этот голос заставил вздрогнуть и ухватиться за зонтик.

Зонтики, к слову, всем выдали вместе с нарядами, и если те хоть как-то отличались, то зонтики были совершенно одинаковыми – изящными, кружевными и до жути неудобными.

– Страдаешь? – осведомился Освирцев, перебираясь через низенький кустик лапчатки. И ведь едва не поломал, медведь этакий. А главное, чего ему тут понадобилось?

– Нет.

– А говорят, страдаешь.

– Кто говорит, плюнь ему в рожу, – посоветовала Лизавета и зонтик сложила, взвесила в руке, приноравливаясь. А что, слабой женщине и зонт оружие. Не то чтобы она ожидала от Гришки какой пакости, хотя… вон глазки поблескивают, щеки разрумянились и разит от него. Как в таком виде Освирцева вовсе пустили? – Что ты здесь делаешь?

– Конкурс освещаю, – он отряхнул брюки, пиджачишко однобортный поправил. Шейный платок с крупною булавкой тронул. – Слыхала, что на балу победительницу и объявят?

– Нет.

– А еще цесаревич наш, дурачок блаженный, ей руку и сердце поднесет.

– На блюде?

– На каком блюде? – моргнул Гришка недоуменно.

– На серебряном, мыслю. Или на золотом. На медном как-то цесаревичу невместно сердце носить.

– Все-то ты шутишь, все-то скалишься, – он сделал шажок, а Лизавета зонт подняла, упреждая. И захихикал. – Шутница ты, Лизавета… Правда, мужчины на таких не женятся. Жена должна быть спокойною, тихой, незлобливой…

– Кому должна?

Вот что-то разговор этот совсем не клеился, и Лизавета поглядела по сторонам. Пусто. Ишь ты, загулялась она. А ведь почти все красавицы в парке остались. Правда, парк дворцовый таков, что в нем целый эскадрон красавиц растворится без остатку.

– Скажи, – Гришка облизнул мясистые губы, – а верно ли бают, что ты, Лизавета, покровителя нашла?

– Какого?

– Так откуда я знаю? Тайного. Иначе б ты в жизни до финалу не добралась. Небось девиц куда как посимпатичней отослали, а ты держишься… Так как оно?

– Отлично, – Лизавета взялась за зонт обеими руками. Так оно сподручней, если бить придется. Зонта, конечно, жаль, но себя куда как жальче. А этот ирод знай скалится и подступает, к воде тесня.

Рыбины в пруду засуетились.

– А если я тебе скажу, что скоро твой покровитель без головы останется?

Пьян.

И не только пьян. Вон лицо бледное, а глаза темные, зрачки расползлись, и кажется, Гришка плохо понимает, где он и что творит.

– Это почему же?

– А потому, что затевается… интересное… я чую, Лизок…

Он руку выкинул, норовя Лизавету ухватить, но ныне, нетрезвый и не в своем уме пребывающий, был медлителен и неуклюж. Она с легкостью ускользнула и уже сама зашла за спину, ткнула зонтом.

– Чего творишь! – взвизгнул Гришка, едва на ногах удержавшись.

– Так что затевается-то? – Лизавета перевела разговор на другую тему.

– Ш-шалишь… затевается… откудова мне знать? Только Соломончик давеча из городу отбыл вместе с семейством… приболел он… ага, как же… иродово племя… они что крысы, при малейшем волнении готовы сбежать. Ничего, пусть бегут. Газетенка его никчемушная скоро с молотка пойдет… будет знать, как людям правильным перечить. А ты иди сюда, потаскуха!

Он прыгнул, но Лизавета вновь увернулась и, оказавшись вдруг за спиной Освирцева, от души огрела его зонтом. А тот, к радости немалой, оказался крепким, столкновение выдержал и, более того, даже не хрустнул. В отличие от Гришки, который аккурат хрустнул и, покачнувшись, растянулся на пыльной траве.

И вот чего с ним делать-то?

А с другой стороны, речи крамольные вел? В заговоре почти сознался? Вот пускай его и допрашивают. Правда… Лизавета прикинула, что до дворца она этого героя не дотащит, а бросать его тут – еще очнется, сбежит… разве что… поясок у платья имелся, а узлы вязать она в детстве научилась изрядные.

Так что долежит.

Архивы при дворце имелись, и преобширнейшие: и Морской, и Военный, и даже Дворянский, занимавший без малого отдельное здание. Хранились там не только родовые книги, копии грамот жаловальных да карт земельных, благодаря коим многие споры разрешались малою кровью, но и личные письма, и дневники, и многое иное, не всегда пригодного для оглашения свойства.

Имелся, впрочем, и еще один архив, расположившийся в подземельях, благо было там сухо и прохладно, аккурат то, что бумагам для сохранности и надобно. Укрытый от глаз досужих, защищенный завесой хитрых проклятий, был он доступен лишь тем, в ком текла известная кровь. А уж хранил не только бумаги. Впрочем, ныне Лешека меньше всего интересовали что регалии царские – венец Мономахов поблескивал рубинами, манил, – что артефакты древние.

Бумаги.

Книги родовые, казавшиеся на первый взгляд копией тех, иных, хранившихся в открытом архиве. Да только…

Пожелтевшие листы были хрупки, невзирая на пропитавшую их магию.

Имена.

И вновь имена…

Девица из рода… сочеталась браком с… третьего дня арсепня месяца… Господь благословил… первое дитя… четвертое в роду, ибо у отца имелось трое бастардов мужского роду, прижитых с сенными девками и одной актрисой.

Книга была полна и, пожалуй, хранила изрядное количество чужих тайн.

Взять хотя бы род Вяземских, прервавшийся во время Смуты. Основная ветвь сгинула в революционных пожарах, но если вспомнить, что у Михаила Вяземского трое братьев имелось…

Двое стали смутьянами и конец свой нашли на поле брани, а вот младшенький пошел в маги и ныне себе поживал весьма неплохо, выбившись в профессора. Надо будет предложить ему титул, авось не откажется. Лешеку понадобятся верные люди.

Или вот Ястрежемские, сановитые, но малочисленные. Ныне от рода осталась престарелая тетушка, предпочитавшая время проводить в молитвах, нежели при дворе. Правда, сказывали, что сие происходило не от богомольности, а исключительно в силу на редкость неуживчивого характера. Компаньонки и те от старухи сбегали. Обрадуется ли она, узнав, что у братца ее была связь с одной особой не самых великих чинов и что особа та родила двоих детей, которые…