Читать книгу "Наши дети. Азбука семьи - Диана Машкова"

Дочка на удивление легко пошла на контакт с незнакомым взрослым и быстро привыкла к няне. Потом первую женщину по не зависящим от нас обстоятельствам сменила вторая, чуть позже третья. Нэлле, казалось, было все равно. Она спокойно уходила на прогулку с каждой новой няней и весело щебетала с ней. Тогда мне все это не казалось тревожным знаком. Даже наоборот. Я восхищалась общительностью своей дочки. И хотела для нее самого лучшего: как понимала это сама.

За полгода до защиты я заявила мужу, что наша девочка растет и ей теперь нужна отдельная комната. Сколько можно спать в детской кроватке рядом с родителями?

– Денис, давай поменяем квартиру, – завела я опасный разговор.

– Денег нет.

– Нам уже тесно здесь.

– Тебе надо, ты и меняй! – разозлился он.

И я это сделала. Заняла у своего дяди огромную кучу денег в надежде на то, что сразу после защиты начну зарабатывать и стану отдавать долг. Нашла трехкомнатную квартиру неподалеку от наших с Денисом мам – в итоге мы оказались в соседних домах, еще и детский сад во дворе, все прекрасно – придумала схему размена для хозяев трехкомнатной, отыскала нужные варианты и оформила сделку. Мы переехали в ноябре.

Защита диссертации была назначена на февраль.

Утро того дня выдалось нервным. Нэллу отвели к маме Дениса, а моя мама вместе с мужем, оставив меня наедине с докладом – последний прогон перед защитой, стали упаковывать продукты для банкета. Стол планировалось накрыть на кафедре. Денег на кафе или даже столовую у нас не было. К тому же пришлось оплачивать билеты из Москвы в Казань двум приглашенным профессорам: провести защиту силами профессорско-преподавательского состава родной кафедры считалось несолидным.

Первые минуты на защите я дрожала от страха перед почтенной публикой. Однако вид засыпающих профессоров быстро привел меня в чувство. Голос окреп. Появилась сила. Я осмелела, увлеклась, стала шутить. И разбудила аудиторию. За те десять минут, что длилось выступление, я впервые за долгое время почувствовала уверенность в себе. Все, что способно затронуть человеческую душу, помочь ей переродиться, как мне казалось, было сосредоточено в литературе. Я снова ощущала себя живой, умела передавать аудитории вдохновенный настрой. Профессора встрепенулись, расцвели множеством ярких комментариев и интересных вопросов. Нам с героями диссертации – Бодлером и Суинберном – удалось растревожить, вовлечь. И это было прекрасно!

Мне хлопали в конце защиты, а я стояла за кафедрой и думала о том, что диссертация стала для меня терапией. Как бы ни было трудно, я справилась. Лечилась с помощью искусства от обид, унижения, боли.

Забеременев, боялась, что с литературой будет покончено. Я мечтала стать писателем с шести лет, хотела защитить блестящую диссертацию по зарубежной литературе, а жизнь внесла свои коррективы. Но теперь мне снова казалось, что не все еще потеряно. Даже с ребенком на руках можно чего-то желать и идти вперед.

Почему в моей больной голове долгие годы было иначе?!

Установка «дети обуза» и «жизнь заканчивается с появлением детей» причиняет материнству огромный вред. Откуда она берется? Из отношения нашего общества к детям. Из тех посылов, которые транслируют девочке в период взросления.

Банкет после защиты прошел как нельзя лучше. Возбужденные и раскрасневшиеся профессора говорили охотно и много. С повышением градуса за столом росло число комплиментов. Мне прочили большое научное будущее, утверждали, что такая кандидатская «является серьезным заделом для докторской». И я размечталась, что, может быть, когда-нибудь смогу решить материальные проблемы – стану обеспеченной дамой – и тогда вернусь в науку. Успею посвятить остаток жизни литературе и тем великим чувствам, которые она способна внушить.

Но только не сейчас. Сейчас мне нужно было выбраться из нищеты. Решение к моменту защиты было принято: в университет я не вернусь. На зарплату преподавателя, ассистента кафедры, просто не выжить. А мне предстоит отдавать долги и ставить на ноги ребенка. Я не исключала, что придется делать это одной – на поддержку Дениса, с которым мы расходились во всем, включая вопросы воспитания, в тот период жизни надеяться было бессмысленно…

Вечером мы вернулись домой, и Нэлла тут же забралась ко мне на колени – едва я успела плюхнуться в кресло и вытянуть ноги. Она с любовью заглянула в глаза, хитро прищурилась и спросила.

– Мама, ты теперь киндидак ку-ку?

– Да, – произнесла я, давясь от смеха, – кандидат наук.

– А давай, – она заливисто захохотала, – тогда напишем тебе на лбу «мооозьгиии»!

И мы с ней, счастливые, рассмеялись. Нам теперь было так хорошо вместе! Моя умница, мое сокровище. Неземная любовь. Болезненная и трудная, но самая важная в жизни.

Окрыленная, я начала искать работу в Казани. Составила резюме. Написала текст на русском и на английском. Все, как положено: высшее образование, степень кандидата наук, свободный английский, испанский, французский. Владение компьютером. Навыки коммуникаций. Презентабельная внешность.

И начала обивать пороги крупных компаний Татарстана в надежде найти денежное место.

– А что вы делать-то умеете? – спрашивали меня в отделах кадров с неизменным татарским акцентом.

Я перечисляла.

– Значит, ничего, – задумчиво тянули солидные дамы, – татарский язык хоть знаете в совершенстве?

– Нет, – я боролась с обидой и стыдом одновременно.

Татарский язык, значит, обязателен, а кандидатская степень это ничего.

– Тогда только на должность секретаря.

– Какая зарплата? – каждый раз я падала духом.

– Сто долларов, – отвечали мне и понижали голос до шепота, – только учтите, интим включен.

Чем дольше я ходила по «собеседованиям», тем яснее понимала: будущего у меня в Казани нет. Могу быть преподавателем за двадцать пять долларов в месяц. Могу секретарем с функцией «все включено» за сто. Ради этого нужно было столько лет учиться? Ради такого унижения, несмотря на все препятствия, стоило идти к защите?

Мысль о Москве начала складываться постепенно. Сначала ее подкинул один из новых московских знакомых. Потом другой – как раз сын друзей моих родителей – сказал, что я могу жить у них с женой в квартире первое время. Третий приятель подтвердил, что работа в столице найдется для всех, кто знает, что такое ответственность и дружит с головой. В довершение ко всему я встретила на улице старого друга, всемирно известного сегодня ювелира Ильгиза Фазулзянова, который, едва мы успели поздороваться, радостно сообщил: «Мы с женой скоро переезжаем в Москву!». Они ехали вдвоем, чтобы обосноваться на новом месте, а маленького сына – он был немногим старше моей Нэллы – оставляли ненадолго с бабушкой в Казани. Как только снимут жилье, решат основные вопросы, планировали сразу его забрать.

Я подумала тогда, что это и мой вариант.