Читать книгу "Невеста Моцарта - Елена Лабрус"

Но мне нравилось. Это как смотреть за женской мастурбацией. Она самоудовлетворялась. Она танцевала. Она камлала. Я возбуждался только от вида кончика её языка с вожделением касающегося губ. От метаморфоз, что вдруг сжимали плоский большой сосок в густо-розовый бутончик. Кончики её прямых тёмных волос касались моих ног, когда она выгибалась в своём шаманском танце, щекотали, ласкали, дразнили…

И всё это завораживающее, глубоко волнующее, неистово эротическое действо она святотатственно назвала убогим словом «трахала».

— Не люблю это недо-слово. То ли дело ебать. Или ебсти. Или точить хуй. Нет ничего красивее, сочнее, точнее и эмоциональнее мата. Трахается слесарь с неподходящей деталью, а мужик ебёт.

— Моцарт, — покачала она головой. — Ты хотел что-то сказать мне про свободу выбора, кажется, а не читать лекцию по русской словесности.

— Да. Но, кажется, ты меня и так поняла: мы, взрослые люди, делаем не то, что хочется, а то, что надо.

— Ну и зачем она тебе, эта Евгения Мелецкая?

— Стану хорошим мальчиком. Буду ходить в костюме. Мыть ноги на ночь. Перестану ковыряться в носу. Подамся в Думу, в народ, в законодательную власть.

— А в президенты не хочешь? — усмехнулась она.

— Ну, если ты меня поддержишь…

— Пиздабол ты, Моцарт, — резко поднялась она, выплеснув на пол лужу мыльной воды. Завернулась в махровый халат, стоя ко мне спиной и потом только повернулась…

— Я ни за что не поверю, что она нужна тебе просто для поддержания нового имиджа. И связи её отца, — предупреждающе подняла она руку, когда я хотел возразить, — здесь ни при чём. Ты и так человек уважаемый, господин Емельянов. Твоим связям её отец может только позавидовать. Как же сказал тут на днях Сагитов? — она пощёлкала пальцами, словно припоминая, и подняла указательный вверх: — Интеллектуальный бандит. Во!

Ни один мускул не дрогнул на моём лице, услышав фамилию первого заместителя прокурора города Ильдара Саламовича Сагитова. Но она же не рассчитывала, что я завиляю хвостом?

Я накинул на бёдра полотенце, стоя в ванной. И оставляя мокрые следы на полу, пошёл за моей прокураторшей в гостиную.

Яркость дня после сумрака ванной ослепила, заставив привыкать к солнечному свету заново.

— И в связи с чем меня вдруг вспомнил Ильдар Саламович? — не забыв прихватить из ванной бокалы, я подлил шампанского и завалился на крутобокий диванчик.

— С тем, что ты умыкнул его крестницу как дремучий горец, а ещё интеллектуальный бандит называется!

— То есть ключевое слово всё же бандит? — усмехнулся я.

— Ну, судя по роже Тоцкого особо ты не церемонишься, — села она. Распахнувшиеся полы халата оголили её закинутые одна на другую длинные и крепкие ноги.

— Мужик был пьян. Еле стоял на ногах. Боюсь, он сам упал, — пожал я плечами.

— Серёж, — она расставила ноги и наклонилась ко мне, уперев локти в колени. — Не лезь в это дело, а?

Тёмные волосы её лобка держали взгляд как намагниченный, не позволяя смотреть выше, но всё же я сделал над собой усилие и посмотрел в её бездонные синие глаза.

— Ир, это не твоя компетенция. Ты занимаешься организацией рассмотрения писем и приёма граждан.

— А ещё вопросами управления по надзору за процессуальной деятельностью в органах Следственного комитета.

— И ты мне очень помогла с Тоцким, но…

— Но что? Что, если скоро это будет моя компетенция, Серёж?

Я больше не мог это видеть. Встал, оставил в сторону её бокал и посадил её на стол.

— Что, если скоро дед Мазай отправится на пенсию, Сагитов сядет в его кресло, а я… — она порывисто вздохнула, сжав бёдрами мою руку. Сама развязала халат, легла на стол и выгнулась мне навстречу, раздвигая ноги.

— А ты станешь первым заместителем прокурора, — закончил я за неё.

Пощекотал языком клитор, прошёлся вверх-вниз по гладким складочкам. Розовой, припухшей, нежно пахнущей пеной для ванны киске. Мои колени упёрлись в ворсистый ковёр. И я накрыл губами бугорок её удовольствия… как замысловато любили называть всё это девочки. Но я-то был не девочка.

Выебу я тебя сейчас, Ирка. Сначала языком. А когда ты начнёшь повизгивать от нетерпежа, воткну член в твою мокрую дырку. И клянусь, к тому времени она будет не просто влажной, ты будешь течь ручьём, а потом хрипеть от изнеможения, извиваться подо мной как последняя сука и выкрикивать самые грязные ругательства, какие знаешь. Потому что я не буду тебя трахать, я буду тебя ебать, пока ты не начнёшь умолять о пощаде…

— А-А-А! Стой! Всё! Всё, я больше не могу, — уткнулась она лицом в подушку. — Я же завтра не смогу ходить.

Я посмотрел на часы. Жаль, что мне пора. А то она бы и сегодня не смогла.

— Жива? — наклонился я, чтобы её поцеловать. — Не слишком жёстко?

— Ненавижу тебя, Моцарт! Скажи, — развернулась она, вся мокрая от пота, тяжело дыша, — тебя же не потому зовут Моцарт, что ты всю школу проходил со скрипочкой, а потому что виртуозно владеешь другим смычком?

Я загадочно улыбнулся.

— Как знать.

Когда я вышел из душа, она ещё валялась на кровати.

— Тебе разве не надо на работу? — я натягивал одежду.

— К чёрту работу! Закажу себе ещё шампанского, посмотрю какую-нибудь киношку, поваляюсь в ванне с маслами.

— Ни в чём себе не отказывай, — подтянул я её к себе, сочно поцеловал и отпустил. — Я закажу тебе шампанского. До встречи!

— Моцарт! Не бросай меня!

Я остановился. Вот заладили! Одна: нас разлучат, вторая: не бросай.

— Она просто глупенькая маленькая девочка, которой не повезло.

— Зачем тебе Сагитов, когда у тебя есть я? — упрямо стояла она на своём. — Вот только не делай такое лицо, словно я несу ерунду. Я же не дура, Сергей. Она крестница Сагитова, а он на тебя давно точит зуб. Это не может быть простым совпадением, Моцарт!

— Ира, смотри кино, — кинул я ей на кровать пульт. — И прекрати во всём искать скрытый смысл. Мне отдали её за долги. Её отцу нечем расплатиться за мои услуги. А они, как ты знаешь, стоят дорого. Поэтому будь добра, если не хочешь, чтобы девчонка расплачивалась по гроб жизни, не трогай Тоцкого. Он знает, что за ним должок прокуратуре, и этого достаточно. Мне надо чтобы он снова был в деле. Чтобы у него не было другого выхода — только снова быть в деле. Я закончу, а потом еби его, пока тёпленький.

— Ты не представляешь куда тянутся от него ниточки.

— Поверь мне, я представляю.

— Тогда и ты мне поверь. Когда ты засунешь в эту девчонку свой член, она не захочет тебя ни с кем делить. И будет в своём праве, если станет твоей женой.

Бабы! Покачал я головой. Будь они хоть трижды прокурорами, учёными или президентами, мысли всё об одном: о члене.