Читать книгу "Зверинец - Олег Кожин"

Хлопнула дверь. В барак широким шагом ворвался Выхарев, станционный сторож, торжественно, словно реликвию, несущий бутылку спирта, из личных запасов начальника экспедиции. Пока Толик, стуча зубами о граненый стакан, вливал в себя едва разбавленный спирт, теплый и противный, Штойбер молчал, потирая выбритый подбородок. От шкворчащей сковороды шел аппетитный аромат жареного лука и моркови. Булькала вода в кастрюле с незадавшимся супом. Сидя у тихо гудящей кухонной печки, Толик разомлел, поплыл. Могильная стылость, казалось, засевшая глубоко в костях, покидала дрожащее тело.

– Значит, Анатолий, вы обнаружили склад оленины? – оглаживая роскошные бакенбарды, спросил Штойбер.

– Д-да какой, к черту, ск-клад?! – Толик выпучил глаза. – Иван Михалыч, вы н-не слышали, что ли? Там ч-человек! Мертвый!

– Слышал, слышал, не волнуйтесь. Просто хочу видеть все детали головоломки.

– Что? Какие д-детали? П-покойник!..

Толик закашлялся, и Белорус заботливо похлопал его по спине. Словно лопатой приложил. Забулькало бутылочное горлышко – это Выхарев, закусив губу от усердия, профессионально разводил еще одну порцию спирта. Снова хлопнула дверь. Геохимик Костров, со связкой упитанных гольцов в одной руке и удочкой в другой, не скрывал недовольства. Бросив рыбу на стол, нахмурился, глядя на Толикову руку.

– Ну и что тут у вас приключилось?

– Толик жмура нашел! – Белорус с готовностью принялся посвящать Кострова в последние новости.

Воспользовавшись паузой, Штойбер завершил перевязку и сказал:

– Детали, Анатолий, на то и детали, что за целым мы их обычно не видим. Только без них, когда целое перестает складываться, начинаем понимать, насколько они важны. Вот вы, например, знали, что в прошлом сезоне на станции пропал работник? Сторож, напарник нашего Выхарева.

– Точно, – не сводя плотоядного взгляда с кружки, подтвердил Выхарев. – Жека Филимонов. Мы с ним зимовали тут, за станцией присматривали. А по весне, вот прям перед забросом первой партии, он и пропал. Всё обыскали – нету! Я так считаю, что он под лед провалился…

Выхарев икнул, будто подавился словами. До него наконец стало доходить.

– Обождите… думаете, это он, что ли?

– Н-нет… – неуверенно выдавил Толик. – Этот абориген какой-то… Узкоглазый…

– Как будто аборигена не могут звать Жека Филимонов. – Штойбер откинулся на спинку стула, хмыкнул снисходительно. – Сейчас среди северных народов Евгениев куда больше, чем каких-нибудь Ябтунэ.

– Я Филимонова видал, – хмуро встрял Костров. – Мы с остатками экспедиции улетали, оставляли их с Выхаревым на зимовку. Он не местный. Обычный парень, рыжий, вся рожа в веснушках…

– Эх, Костров, Костров! – Штойбер картинно хлопнул ладонью по колену. – Нет в вас романтики. Такую версию похерили. Это же классический детектив в замкнутой локации! Потайной склад неучтенного мяса, пропавший геолог, таинственный труп и крайне…

Тут он красноречиво хмыкнул и, не скрываясь, покосился на Выхарева:

– …Крайне ограниченный круг подозреваемых…

– Эх, не вышло из тебя Пуаро, Иванмихалыч! – пробасил Белорус.

– Рожа… – задумчиво пробормотал Толик.

– А? – не понял Штойбер.

– Костров сказал – рожа в веснушках… У того, под землей… – Толик передернул плечами. – У него все лицо в татуировках. Бледные такие, старые… Места живого нет…

– А ведь был же еще один… – задумчиво сказал Костров. – Кроме Жеки. Шитолицый…

– Даже так? – с интересом протянул Штойбер. – Дело, как говорится, принимает серьезный оборот.

Выхарев, поняв наконец, к чему они клонят, побледнел.

* * *

Из ледника мертвеца решили не доставать. Да, осень наступает, ртутный столбик на термометре уже пару недель не поднимается выше плюс десяти, но все же… В первом зале хватало естественного света, чтобы разглядеть тело как следует: высокий рост и покатые плечи, абсолютно нехарактерные для маленьких северных аборигенов, обвислый живот, кривые безволосые ноги. Мертвец был абсолютно гол, но грубые рисунки – чýмы, лесенки и свастики – покрывали его от широкого лба до узловатых пальцев ног. На круглой, похожей на чан, голове жидкие черные волосы, собранные в две косы. Растительности на лице не было, зато татуировок, бледно-синих узоров, хватило бы на добрый десяток человек.

– Шитолицый, – крякнул Костров, едва выбравшись из лаза. – Такую морду хрен забудешь.

Шитолицым его прозвали в шутку, вспомнив байку про грозное полумифическое племя, с которым в незапамятные времена враждовали нганасаны. Воины племени носили доспехи, украшали лица устрашающими татуировками и попортили миролюбивым оленеводам немало кровушки. Правда, согласно преданиям, настоящие шитолицые жили довольно далеко от этих мест, но разве такие мелочи остановят скучающих геологов? Особенно когда первая часть прозвища так похожа на английское слово «shit».

Вблизи Костров видел аборигена дважды и вот сейчас, в третий раз. Шитолицый пришел с востока и пригнал с собой небольшое стадо. Выцветший армейский «колобок» за широкими плечами висел сдутым шариком, не заполненный и наполовину, отполированная винтовка выглядела хорошо сохранившимся музейным экспонатом, а татуировки навевали мысли о седовласых шаманах, хотя сам Шитолицый был мужчиной в расцвете сил. Начальник партии с радостью нанял его в помощь двум сторожам, остающимся на зимовку. Бумаги оформлять не стали, в качестве оплаты положили патроны, курево и несколько бутылок водки.

В бухте Ожидания Шитолицый появлялся редко. Привозил на нартах две-три оленьи туши, уток и зайцев, получал расчет и вновь уезжал в тундру. В главное здание он не заходил, за общий стол не садился. Если не считать Выхарева и Филимонова, с геологами почти не общался. Потому-то нет ничего удивительного, что никто не хватился Шитолицего, когда тот исчез. Крохотное стадо его пропало вместе с хозяином. Разве что нарты остались, и человека думающего этот факт мог бы навести на определенные мысли, но где там думать о залетном нелюдимом аборигене, когда экспедиция сворачивается и перед отъездом надо не только упаковать пробы почвы, воды и растений, но и озаботиться красной рыбой, икрой и олениной для дома…

* * *

Конечно, Выхарев протестовал. Матерился, плевался, крестился истово, отталкивал тянущиеся к нему руки, однако все же был заключен под стражу. Белорус отнял у него два ножа, охотничий и складной, и чуть ли не за шкирку отволок на продуктовый склад – единственную комнату без окон и с врезанным замком. Битый час Выхарев кричал, требуя выпустить его «сию же минуту». От этой нелепой выспренности Толику становилось его особенно жалко.

– Вы все еще не можете сложить из деталей целое, Анатолий, – вещал Штойбер. – А ведь пазл-то не слишком сложный.

– Я уж как-то разобрался, что вы обвиняете Выхарева в убийстве… в убийствах? В пропаже тех двоих, в общем…