Читать книгу "Гражданин Бонапарт - Николай Троицкий"

Сохранился колоритный портрет девятилетнего Наполеона в письме одного из отенских учителей аббата Шардона: «Наполеон был в первое время своего пребывания в Отене ворчлив и меланхоличен. Он не играл ни с одним из своих сверстников и обычно гулял на дворе совершенно один. У него было много способностей, он легко все воспринимал и легко учился. Когда я давал ему уроки, он глядел на меня своими большими глазами, широко раскрыв рот; когда же я повторял ему только что сказанное, он не слушал. А когда я делал ему за это замечание, он отвечал холодно, почти повелительным тоном: “Я все это уже знаю”».

Здесь же аббат Шардон рассказывает своему адресату о таком случае. Несколько учеников стали дразнить Наполеона покорением Корсики и посмеиваться, мол, корсиканцы - трусы. «Вначале Наполеон слушал их спокойно, но затем, когда воцарилось молчание, сжал кулаки и закричал: “Если бы против одного было бы хотя четыре, вы бы Корсики никогда не взяли! Но вас ведь было против одного десять!”»[101].

Подготовительный курс обучения в Отене Наполеон освоил быстро, меньше чем за три с половиной месяца. Этого для него оказалось достаточно, чтобы научиться говорить и писать по-французски не хуже тех, кто высмеивал его, как итальянца и корсиканца. Теперь ему предстоял не очень дальний переезд из Отена на север, в город Бриенн (примерно на полпути между Отеном и Парижем), чтобы там поступить в королевское военное училище для детей из привилегированных сословий.

В этом училище граф Марбёф обеспечил вакантное место для Наполеона, но папе Карло пришлось еще исполнить, не без унижений перед королевскими чиновниками, много формальностей. Главными из них были письменные свидетельства, с одной стороны, знатности происхождения семьи Буонапарте, а с другой - ее бедности, из-за которой глава семьи не в состоянии воспитывать своих сыновей на собственные средства. Мало того, потребовались доказательства лояльности корсиканской семьи французским властям и даже ее родовой герб. При поддержке Марбёфа папа Карло все засвидетельствовал и представил, 10 марта 1779 г. он получил аудиенцию у короля Франции Людовика XVI и отправился в Бриенн встречать сына. Наполеон приехал туда из Отена позднее, в сопровождении некоего аббата д’Оберив, которого специально командировал для этого епископ Марбёф.

В Отене Наполеон надолго расстался со своим старшим и любимым братом Жозефом, которому предстояло еще пять лет учиться в духовной семинарии Отена. Прощание их было трогательным. Жозеф буквально заливался горькими слезами, тогда как Наполеон едва уронил одну единственную слезу. Но вот, что скажет потом Жозефу наставник Отенского колледжа аббат Симон: «В его единственной слезе было гораздо больше печали, чем во всех ваших рыданиях»[102].

В Бриенне папа Карло представил сына начальнику училища и проследил за тем, как Наполеон сдает вступительный экзамен по французскому языку. Все обошлось как нельзя лучше, и 15 мая 1779 г. королевский стипендиат Наполеон де Буонапарте был принят в младший класс Бриеннского военного училища.

Военным это училище стало только в 1776 г. Ранее, с 1730 г., оно было духовным, а до тех пор представляло собой вовсе даже не училище, а монастырь ордена Францисканцев. «Кажется несколько странным, - удивлялся Ф. Кирхейзен, - что воспитание молодых офицеров было вручено монастырю»[103]. Действительно, к 1779 г. большинство воспитателей в училище составляли монахи и даже начальником училища (не забудем: военного!) был монах патер Луи Бертон.

В училище было пять классов. Принимали туда не более 150 учеников в возрасте от 8 до 11 лет, из них около 60 - за счет казны, как королевских стипендиатов. Училищный режим походил на монастырский: никаких каникул, не разрешались ни посещения родственников, ни подарки от них (кроме одежды и учебных книг).

Преподавали в училище не только математику и географию, историю и литературу, но и Закон Божий, языки (латинский, немецкий, английский), рисование, фехтование, танцы и пение. Впрочем, педагоги-монахи не блистали ни методикой преподавания, ни должными познаниями. Вполне профессионален был, пожалуй, лишь один педагог Бриеннского училища - будущий генерал, полководец Французской революции и ее предатель, участник заговора против Наполеона как первого консула Франции Шарль Пишегрю. Он преподавал математику и, оценив математические способности Наполеона, уделял ему больше внимания, чем кому-либо из воспитанников, как репетитор. «Таким образом, Наполеон в течение целого года учился у того, кто впоследствии так упорно жаждал его крови»[104].

Кстати, и среди соучеников Наполеона в Бриенне оказались лица, сыгравшие позднее важную роль в его жизни: это его личный секретарь в годы консульства Луи Антуан Бурьенн (1769-1834), который будет уволен за мошенничество и потом станет мстительно чернить Наполеона в 10-томных мемуарах, и один из лучших генералов, первых кандидатов в маршалы Франции Цезарь-Шарль Этьен Гюден (1768-1812), которому доведется участвовать в нашествии Наполеона на Россию, где он и сложит голову в битве при Валутиной горе[105].

Что касается военного обучения, то в Бриенне юных дворян учили не столько делу военному, сколько виду: выправке, манерам, лоску. Поэтому Наполеон больше занимался самообразованием, шокируя товарищей корсиканской «простонародностью», а учителей - столь же кричащей дерзостью. Однажды он так резко парировал несправедливый упрек, что ошалевший учитель вскипел:

― Кто вы, сударь, чтобы так отвечать мне?!

― Человек! - гордо ответил Наполеон[106].

Не зря кто-то из учителей сказал тогда об этом «Человеке»: «Этот мальчик сделан из гранита, но внутри у него вулкан».

Кроме дерзости Наполеон удивлял и в конце концов расположил к себе учителей своими знаниями. Особенно силен он был теперь не только в математике («Как математик он был первым в Бриенне», - вспоминал о нем Бурьенн), но и в истории - от Плутарха и Тацита до Г. Рейналя. «История великих полководцев древности, - вспоминал он о своих бриеннских занятиях, - возбуждала во мне желание соперничать с ними. Александр Македонский, Ганнибал и Цезарь стали моими любимыми героями». Впрочем, «бредил» он и Леонидами, Катонами и Брутами, «изумившими человеческий род»[107]. Увлекался он и риторикой, географией[108], уже тогда запоем читал Цицерона, Макиавелли, Вольтера, Монтескье, Дидро, а с наибольшим интересом - своего любимого Жан-Жака Руссо, чуть не наизусть знал «Естественную историю» Ж. Бюффона. Сохранились его конспекты и выписки (опубликованные в свое время Ф. Массоном) из книг только что перечисленных авторов. Отставал он только в языках (латыни и немецком с английским) - они будущему властелину Европы не давались.