Читать книгу "Гидеон из Девятого дома - Тэмсин Мьюир"

Полезнее всего оказался день, когда Харроу, слишком сердитая, чтобы приглушать голос, сказала прямо:

– Разумеется, капитан, это соревнование, даже если говорят…

– Третий дом будет лучше всего снаряжен…

– А Второй провел полжизни на войне и увешан орденами Когорты. Все равно. Мне нет дела до солдат, политиков и жрецов. Меня волнует более скромный дом.

Агламена сказала что-то, чего Гидеон не расслышала. Харроу коротко, презрительно рассмеялась.

– Любой может научиться драться. А вот думать не умеет почти никто.

В другие дни Харроу сидела над книгами и изучала некромантию. День за днем она худела, лицо заострялось, и при этом она делалась все более злой и жалкой. По вечерам Гидеон падала на койку и засыпала, не успев обработать мозоли на ногах и намазать чем-нибудь синяки по всему телу. Если она вела себя очень хорошо, Агламена разрешала ей взять в руки меч вместо рапиры. Это сходило за веселье.

Последняя неделя перед отлетом наступила неожиданно. Это походило на пробуждение от неясного и неприятного сна. Маршал Дрербура вернулся, как будто был какой-нибудь хронической болезнью. Он стоял над Гидеон, которая собирала багаж, состоявший из тех поношенных шмоток Ортуса, которые можно было быстро перешить на Гидеон – она была худее раза в три. Переделанные рясы походили на ее обычную строгую черную одежду, только чуть лучше пошитую, еще более строгую и еще более черную. Гидеон потратила кучу времени, прилаживая к сундуку второе дно, чтобы спрятать туда свой любимый заслуженный меч, драгоценную контрабанду.

Агламена нашла и перековала рапиру Ортусовой прабабки и преподнесла ее пораженной Гидеон. Клинок из черного металла и простой черный эфес совсем не походили на другие рапиры, валявшиеся внизу и отделанные торчащими шипами и кружевами.

– Скучновато, – заметила Гидеон. – Я хотела, чтобы череп выблевывал другой череп, поменьше, а вокруг летали еще черепа. Но стиль есть.

Еще она получила нож-кастет, вообще ничем не украшенный. Тяжелые полосы стали и обсидиана и три прочных черных лезвия, надежно закрепленных в рукояти.

– Только не вздумай использовать его для ударов, ради бога. Только парируй.

– Странно. Ты меня тренировала без этой штуки.

– Гидеон, – объяснила капитан, – после одиннадцати жутких недель, когда я тебя колотила до полусмерти и смотрела, как ты тупишь, как страдающий водянкой младенец, ты каким-то чудом дотянула до самого-самого хренового рыцаря. – Это была серьезная похвала. – Но если ты попытаешься задействовать вторую руку, то сразу запутаешься. Используй кастет для баланса. Оставь его на тот случай, если кто-то пробьет твою защиту, хотя лучше просто никому не позволяй этого делать. Постоянно двигайся. Перетекай с места на место. Помни, что твои руки отныне – просто сестры, а не близнецы. Одна выполняет движение, а вторая его поддерживает. Молись, чтобы на тебя в бою не смотрели слишком внимательно. И прекрати блокировать каждый удар!

В последний день Девятый дом наводнил посадочную площадку (пришли все, но место на ней еще осталось). Грустно было смотреть, как они снова и снова с радостью целуют подол Харроу. Они опустились на колени и принялись молиться с жуткими пратетушками во главе, пока Преподобная дочь стояла и смотрела, спокойная и бескровная. Скелеты ковырялись на уровнях выше.

Гидеон заметила отсутствие Преподобных отца и матери, но не стала об этом думать. Думала она о колючей одежде с чужого плеча, о болтающейся на боку рапире, о краске, которая уже казалась второй кожей. Но все же она удивилась, когда Харроу заговорила:

– Братья и сестры, слушайте. Мои отец и мать больше не будут с вами. Мой отец запечатал проход в гробницу, что всегда должна оставаться запертой, и они решили продолжать свое бдение за этой стеной вплоть до моего возвращения. Маршала я назначаю своим сенешалем, а капитан станет маршалом.

Будто подчеркивая чутье Харроу на драму, зазвонил Второй колокол. В шахту стал медленно спускаться шаттл, затмевая и без того тусклый свет равноденствия. Впервые Гидеон не ощутила всепоглощающего ужаса и подозрений: вместо этого в животе стало щекотно от предвкушения. Второй раунд. Поехали.

Харрохак посмотрела на людей Девятого дома. Гидеон тоже. Разнообразные монашки и насельники, старые паломники и стареющие вассалы, угрюмые суровые и строгие лица адептов и мистиков, безрадостных мужчин и женщин, серого и скучного народа, который дал Гидеон жизнь, но никогда не выказывал доброты и сочувствия. Лицо Харроу сияло страстью и задором. Гидеон могла бы поклясться, что в глазах у нее стоят слезы, да вот только такой жидкости не существовало во вселенной: ненависть иссушила Харроу, как мумию.

– Мой возлюбленный дом. Знайте, что где бы я ни была, сердце мое навсегда останется здесь.

Звучало так, как будто она в действительно это чувствовала.

– Молю, чтобы гробница оставалась замкнутой, – затянула Харроу, и Гидеон поймала себя на том, что повторяет за ней. Потому что других молитв она никогда не знала, и произносила эти слова машинально, как будто они не имели смысла. Она замолчала, когда замолчала и Харроу. А та сцепила руки и добавила:

– Я молюсь за наш успех – ради Дома. Я молюсь за ликторов, верные руки Императора, я молюсь за то, чтобы оказаться приятной его глазу. Я молюсь за рыцаря…

Гидеон поймала взгляд темных, обведенных черной краской глаз, и мысленно продолжила: «Чтобы этот рыцарь задохнулся в собственной блевотине насмерть».

– Да будет так, – произнесла Госпожа Девятого дома.

Шуршание и стук молитвенных костей почти утонули в гудении приземляющегося шаттла. Гидеон отвернулась, не собираясь прощаться, а потом увидела Агламену, с трудом вытянувшую руку в салюте, и впервые поняла, что может больше ее не увидеть. Милостью божьей, она больше никогда сюда не вернется. На мгновение все показалось странным и неустойчивым. Дом стоял в своем ужасном величии, потому что она смотрела на него, он существовал, потому что она следила за ним, видела, как он живет, черный и неизменный. При мысли о том, что она уйдет, Дом вдруг показался очень хрупким. Как будто он рассыпался бы, стоило бы ей отвернуться. Харрохак двинулась к шаттлу, а Гидеон с отвращением поняла, что плачет. По накрашенному лицу текли слезы.

А потом эта идея вдруг показалась ей прекрасной. Она отвернется, и Дом сразу рухнет. Когда Гидеон уйдет, он исчезнет, как дурной сон. Мысленно она подкопала стены огромной темной пещеры и похоронила Дрербур в недрах скалы. Посмотрела, как лопнул Крукс – как мусорный мешок с мерзкой жижей. Но она отсалютовала Агламене так четко и гордо, как любой солдат в первый день службы, и с удовольствием увидела, что старая учительница закатила глаза.

Когда они подошли к шаттлу, люк откатился в сторону с приятным щелчком. Гидеон наклонилась к Харроу, которая напоказ вытирала глаза. Некромантка отшатнулась.

– Платочек хочешь? – жарко прошептала Гидеон.

– Хочу посмотреть, как ты сдохнешь.