Читать книгу "Дочь Генерала. Книга 2 - Марина Кистяева"

Он как безумный вдыхал аромат кожи Даши, что тягучими невидимыми нитями оседал на его коже. Её тело в его руках… Губы, соединенные с его губами…

Он сминал их, лаская и трогая. Выжигал на них своё клеймо, пытаясь добраться до того заветного, что когда-то было рядом, а теперь перешло в категорию запрета. Он осознавал, что Даша никак не реагирует на его поцелуй, на его судорожные, почти безумные поглаживания по её телу, на легкое вдавливание пальцев в спину. Это его задевало, корежило, жгло.

А потом Даша укусила его.

Вспышка боли отрезвила, но лишь на секунду.

Безумие никуда не ушло.

Гриша разорвал их поцелуй, одновременно захватывая затылок Даши, фиксируя её голову таким образом, чтобы она смотрела на него. Дыхание потяжелело, точно он пробежал минимум десять километров в полном спецназовском обмундировании. Такое тоже было, давненько, правда. Проверял себя.

Даша забилась в его руках, не согласная с предпринятыми ограничениями.

– Пусти!..

– Кусаешься? Хочешь моей боли? Крови?! Так я не против, девочка! – прорычал он с бешено бьющимся пульсом и снова прижался губами к её губам.

Поцелуй с привкусом крови у него был впервые. Чтобы бешенство смешалось с агонией, с потребностью отдавать и забирать. Он хотел отдать себя и забрать то, что вызывало у Даши боль, живущую теперь где-то глубоко внутри, прячущуюся ото всех, даже от неё. Через агрессию она должна выплеснуться… Должна!

Он усилил поцелуй, грубо лаская её губы, смешивая сладость её дыхания, её вкуса со своей кровью. Даша, отчаянно застонав, попыталась укусить его ещё раз. Он позволил, рыча и матерясь, сильнее прижимая её к себе, вдавливая в грудь. Гриша нырял в близость со Снегуркой с головой, не помня себя.

Девушка сильнее забилась у него в руках, заерзала, пытаясь не только поранить его, но и вырваться, не осознавая, что своими действиями, движениями только подливает масла в огонь – возбуждает его. Он старался сохранить хотя бы видимость рассудка, не скатиться ещё ниже. Член стоял колом.

Как оказалось, в вопросах верности Зимин брезглив и привередлив. У него никого не было эти две чертовы недели. В мыслях, голове, сердце – только Даша.

Только она…

Пощечина всё же прилетела, правда, больше по ухо, задев щеку. Саднящее ощущение сказало, что ноготки девочки попортили ему и кожу на лице. Седой перехватил руку во втором полете.

– Милая девочка превращается в кошку? – простонал он сквозь сжатые губы. Возбуждение только усилилось, превращая кровь в лаву, не дающую ему ни секунды передышки, уничтожая всё цивилизованное в его теле.

Даша замерла, так же тяжело дыша, как и он.

Её губы и подбородок испачканы его кровью, отчего Снегурка выглядит немного диковато. А он, больной ублюдок, наслаждается этим видом, потому что на её теле часть него. Пусть кровь – не сперма. И сразу же взрыв в голове, и перед ним картина, как Дашулька стоит на коленях перед креслом, в распахнутом, нет, разорванном до пояса платье, с обнаженными, вынутыми из чашечек бюстгальтера грудями, с возбужденными острыми сосками, что слегка покачиваются в такт глубокому дыханию хозяйки. Её губы и подбородок перепачканы его спермой, вязкой и терпко пахнущей. Глаза же девочки затянуло поволокой захлестнувшей похоти. И выглядит она довольной и счастливой.

Гришу торкнуло, точно он принял наркоту. С такой ошалелой силой захотелось перенестись в будущее. Не заметив, он сжал волосы Даши сильнее, и та приглушенно застонала, отчего он сразу же ослабил хватку.

– Тебя убить мало, Зимин, – выдохнула она, кривясь от ненависти.

– Вот теперь ты вернулась, Снегурка, с чем я нас обоих и поздравляю. Ледяная бесчувственная сука – не твоя роль.

– А какая моя роль? Твоей подстилки?

– Подстилкой ты никогда не была и не будешь!

Он первым рот заткнет любому, у кого даже мысль возникнет так подумать про Снегурку.

Девушка обмякла в его руках, глазки свои красивые прикрыла, спрятала от него. Он же смотрел, как трепещут её реснички. Легко-легко.

Она была рядом с ним, в его объятиях.

И никогда ещё не казалась так далеко от него, как в эти минуты.

Глава 6

– Я хочу встать.

– А я хочу подержать тебя на коленях. Готов подставить и вторую щеку.

– Не богохульствуй, Гриша.

Даша внезапно успокоилась. Всё её буйство закончилось разом.

Она смотрела на царапину на щеке Зимина, на кровавую ранку на губе. И… ничего.

Абсолютно.

Ни раскаяния, ни жалости.

Поддавшись непонятному порыву, она подняла руку и дотронулась до губы Григория, надавила, размазывая кровь.

– Ещё, – выдохнул Зимин, словно она не причиняла ему боль, а, напротив, ласкала.

Дашу передернуло, и она поспешно отвела руку.

– Ты псих.

– Не спорю. Я одержим тобой, Снегурка. Это понятно уже всем, кроме тебя.

– Одержим? Что за нелепость… Нет такого чувства! Нет…

– Ты уверена?

От негромкого грудного тона, за которым скрылся шквал невысказанных эмоций, Дашу бросило в жар. Она уперла руку в грудь Зимина и тихо сказала:

– Гриша, я, правда, хочу встать. Хватит, а? Ты уже доказал, что сильнее, что справишься со мной в один счет. Хватит демонстрировать силу, – повторилась она.

Под её ладонью билось его сердце. Учащенно… Слишком быстро.

Как же всё сильно изменилось. Две недели назад. Но, несмотря на то, что она приняла решение уйти от него, начать жизнь с чистого листа, она бы всё равно прильнула к его груди, ища минутное затишье.

Сейчас… Что она испытывала? Отвращение? Страх?

Что?..

Даша не могла понять.

– Я не хочу удерживать тебя насильно, Снегурка. Но буду, если потребуется, – сказал он, плотно сжимая губы.

– Это я уже поняла.

Она толкнула ещё раз и немного удивилась, когда поняла, что её не держат.

Она тотчас соскользнула с его колен, поправила сбившееся платье и поспешила отойти подальше от кресла. Григорий иронично усмехнулся и откинулся на спинку.

– Тебе от меня не убежать.

– Я больше и не буду.

Ей было больно на него смотреть. Вот это чувство она точно испытывала.

Страха, что самое странное, не было.

После совершенного насилия, акта наказания, или как это назвать, Даша ожидала, что при виде Григория впадет в некий ступор, её будет кидать в дрожь и лихорадить только от мысли, что он к ней приблизится или прикоснется. Что-то подобное было, но не выплескивалось через край.