Читать книгу "Её невыносимый лжец - Жасмин Майер"

— А ну, так бы сразу и сказал. Жене, кстати, привет. Ты же с этой… Вероникой? Да не удивляйся ты так, я подписан на ее инсту. Она у тебя огонь, кстати. Я бы своей бабе никогда не разрешил такие фотки выкладывать, а ты молодец, Андрюх. Ну пока.

Я так и остался стоять на бровке, не понимая, что удивило меня больше. То, что Леха спит с женой Саши или что подписан на инсту моей жены. И нужно ли мне начинать нервничать?

У меня наконец-то пиликнуло приложение о том, что такси найдено, но когда машина доставила меня к подъезду, вместо того, чтобы зайти домой, я свернул на парковую аллею. На месте не сиделось. Я бродил по аллее, шурша листьями, а после опустился на скамью и там, в полумраке и тишине, все-таки восстановил пароль от аккаунта. Давно надо было это сделать.

Щелкнул на иконку…

И от увиденного у меня глаза на лоб полезли.

Нет, я подозревал, что фотки Ники будут откровенными… Все-таки это фотосессия купальников, но чтобы настолько…

Бикини-ниточки, твердые соски, топорщащиеся под тонкой эластичной тканью, мурашки на загорелой попе… Я даже перепроверил. Но нет, я не открыл порносайт по ошибке.

Я глядел на экран и понимал, что ощущение, испытанное в баре, при взгляде на знакомых незнакомцев вернулось, утроилось и умножилось. Я знал и одновременно не знал эту женщину. Узнавал каждую родинку, особенно ту на левой груди, и немного неровную на ягодице. Но десятки сотен сердечек под фотографиями говорили о том, что все это не было каким-то таинственным знанием, которое нас роднило. Обо всех ее родинках знал не я один. Знал даже такой, как Леха. И еще сорок девять тысяч девятьсот девяносто девять незнакомых мне людей.

Я не мог понять, что чувствовал сейчас, глядя на то, какой пыталась казаться моя жена в своем инстаграме. Это был странный коктейль, который удерживал меня на скамейке в темном парке под окнами собственного дома, из растерянности, удивления, шока и неприятия.

Такой недалекий ебарь, как Леха, сказал, что не позволил бы своей женщине выкладывать такие фотки. Уязвленная мужественность требовала врубить режим неандертальца, чтобы неизвестные мужики не разглядывали мурашки на ее заднице. А что же я? Был выше этого? Или настолько доверял Веронике? Ее наряды всегда были вызывающими. Провоцирующими. Показательно сексуальными.

Но ведь когда-то я был, как Леха. Заступался за нее после выпускного, бросался, как петух, на ее защиту, когда ей свистели вслед из-за слишком короткой юбки.

Так почему сейчас мне совсем не хочется делать ничего из этого?

Я пролистал дальше. Разглядывая фотки еды, я понял, что узнаю листья и цветы, которые мы собирали вместе, и даже точно помнил, как и в каком парке это было. Она была неправа, обвиняя меня в том, что я не интересовался ее жизнью. Как бы я тогда узнал эти рыбные лепестки? Или запомнил слово «паунсетия»?

Я глядел на разбросанные вместе с конфетами M&M's речные голыши и вспоминал, как мы вылавливали их в ручье и придирчиво осматривали. Но текст, сопровождающий пост, был почему-то о правильном и неправильном питании, и в нем не было ни слова о том, как я отморозил пальцы, копошась в этом ледяном ручье. И как потом отогревал их, сжимая картонный стаканчик с горячим нескафе. Ника ела крендель с сахарной пудрой, и сейчас я помнил даже вкус ее губ после этого.

При виде разложенной по древесной коре косметики, я вспомнил, как, чувствуя себя преступником, сдирал ее с дерева в Петергофе, а Ника стояла на стреме. И как мы убегали оттуда, и прятали потом в ее сумочке. Красивые бутылочки в высокой траве. Ее рука с унизанными пальцами кольцами на покрывале, которые я привез для нее из Марокко.

Для меня эти были воспоминания нашей совместной жизни, нашей семьи — и впервые я увидел, какими эти прогулки в парке, на самом деле, были для Ники.

Работой.

Работой с цветами, оформлением, подписчиками. Отработкой рекламы, довольные заказчики, новые заказы и еще больше завуалированной рекламы.

Прокрутив стену, я нашел три своих фотографии, хотя она вроде как куда чаще снимала меня. Две из них нашлись далеко внизу. Открыл посты, надеясь, что хотя бы они будут о ее настоящих чувствах ко мне, нашей семье. Что-то не связанное с ее работой и отработкой гонораров.

Под первой фотографией татуированных звезд на моих ребрах оказались советы о том, как важно быть самодостаточной женщиной.

Под второй, с моим бицепсом, — Ника делилась секретами здоровых отношений.

В третьей… Рассуждала об изменах.

«Если люди счастливы, то ни один не станет искать этого на стороне».

Прописная истина, которая шандарахнула меня, как обухом от топора.

Адски захотелось курить, хотя я и не курил никогда.

Одеревеневшими пальцами я убрал телефон. Прикрыл глаза, но после яркого экрана какое-то время видел перед собой только квадрат света. И слишком тонкие полоски, которые и трусиками-то не назовешь.

Когда я снова открыл глаза, то будто впервые увидел окружающий мир. Стояла удивительно безветренная, теплая ночь. Золотая осень. Желтые листья все-таки же беззвучно пикировали на землю под бдительным вниманием фонарей на столбах.

Я мог бы сфотографировать этот пейзаж. Мог бы выставить его в социальную сеть. Вот только для меня не имели бы никакого значения количество лайков и комментариев. Только то, кто был рядом со мной в этот момент. Я ценил воспоминания, ведь именно их должны были сохранять фотографии, а не быть рычагом рекламы.

Взглядом я нашел темные окна собственной квартиры, часть из них скрывали деревья. Я было потянулся к телефону снова, чтобы открыть инстаграм и написать Нике все, что накипело. Сама она так и не написала, даже не дала знать, как и когда добралась. Я считал, что она злилась на меня и не хотела идти первой мне навстречу. Теперь я знал, что ей просто было не до меня.

На миг меня отвлекла женская фигура, которая шарила палкой среди листьев и то и дело что-то подбирала с земли или выкидывала обратно. Слишком знакомая картина, которая резанула по сердцу острой бритвой.

Весь мир помешался на икебанах. Надеюсь, хотя бы ей они нужны не для инстаграма.

Решение написать Нике, как есть, без купюр, только окрепло. Не самое разумное решение разбираться вот так онлайн, но сейчас я не мог иначе. Я никогда не ходил вокруг да около. Если что-то меня не устраивало, я всегда шел напролом. Рубил с плеча.

Или поднимал шасси и взмывал в небо. Работа помогала мне в буквальном смысле улетать от проблем в семейной жизни. Работа значила для меня куда больше, чем просто место, где я получал зарплату на жизнь. Небо, самолеты и полеты — были всем, в чем я нуждался. Теперь я это видел ясно, и в этом смысле Джек Картер был прав. Я пилот — и это диагноз.

Я убеждал себя, что стараюсь проводить все свободное время с женой, но на деле — она оставалась такой же незнакомкой, как и те одноклассники в баре. Пусть и жила все это время рядом.