Читать книгу "Варавва. Повесть времен Христа - Мария Корелли"

— Они тоже бежали… Что им оставалось делать? Бросить погибающего — это так по-человечески!

— Все они трусы! — горячо воскликнул Варавва.

— Нет! — поправил его Мельхиор. — Все они люди!

И видя опечаленное лицо своего спутника, добавил:

— Разве ты не знаешь, милейший Варавва, что все люди — трусы? Увлекался ли ты когда-нибудь философией? Если нет, то для чего читать латинские и греческие свитки и углубляться в учение египтян? Нет человека, который был бы героем постоянно, в больших и малых вещах — славные дела совершаются редко, в минуту сильного воодушевления. Вот ты — высокий, широкоплечий, сильный и кажешься храбрецом. И один кокетливый взгляд, чарующая улыбка могут тебя заставить украсть и даже убить! И потому ты — человек и тоже трус! Быть слишком гордым, чтобы воровать, слишком милосердным, чтобы поднять руку на другого — вот это было бы человеческим подвигом! Но люди — пигмеи. Они трясутся за свою жизнь. А что их жизнь? Ничтожная пылинка в солнечном луче — не больше! И выше этого люди не поднимутся, пока не узнают, как придать ценность своей жизни. Но это откроется немногим!

Варавва удрученно вздохнул.

— Тебе нравится повторять историю моих грехов, — сказал он. — Может быть, ты думаешь, что я не могу слишком часто слушать ее? Ты называешь меня трусом, но я не сержусь на тебя — ты иноземец, а я, несмотря на свободу, все-таки преступник… Кроме того, ты умен и обладаешь непонятной силой… Поэтому я лучше воздержусь от упреков. Но думаю, что еще не слишком поздно сделать свою жизнь осмысленной, и я этого достигну.

— Конечно, — сказал Мельхиор. — Но это такое дело, в котором тебе никто не может ни помочь, ни помешать. Жизнь — талисман, но цель этого волшебного подарка ты должен понять сам!

Движение толпы вдруг застопорилось.

Опять раздались восклицания:

— Он умрет прежде, чем Его успеют распять!

— Он теряет сознание!

— Если Он не может идти сам, обвяжите Его веревками и втащите на Голгофу!

— Пусть Симон и Его несет вместе с крестом!

— Поддержите Его, злодеи, — выделился из этого жестокого хора женский голос. — Или вы хотите, чтобы до цезаря дошло: иудеи — варвары?!

Шум усиливался, возбужденная толпа бурлила, несколько человек упали, и их затоптали. Плакали дети, рыдали женщины — царила паника!

— Вот удобный случай попытаться спасти Его! — прошептал Варавва в сильном волнении и сжал кулаки, готовясь к драке.

Мельхиор удержал его.

— Лучше попробуй сорвать солнце с неба, — сказал он сердито. — Успокойся, опрометчивый дурак! Ты не можешь спасти Того, для Которого смерть — божественное преисполнение жизнью! Попытаемся лучше протолкаться вперед, чтобы узнать причину остановки.

Глава Х

С этими словами, крепко держа Варавву за руку, Мельхиор бросился в самую гущу толпы, которая раздвигалась перед ним словно по волшебству. Вскоре они вышли на сравнительно просторное место, откуда можно было наблюдать за происходящим. Остановка была вызвана тем обстоятельством, что внезапная мертвенная бледность Узника, Его плотно смеженные веки и неверный, спотыкающийся шаг навели охрану на мысль, что Он может умереть в дороге и лишить дарового зрелища накаленную до предела толпу. Чтобы этого не случилось, решили поддержать Его тающие силы. Петроний поднес свою фляжку к губам Страдальца. Почувствовав прикосновение металла, Он открыл Свои лучистые глаза и улыбнулся. Очарованна и нежность этой улыбки, бесконечное терпение и любовь, которые она выражала, озарили распалившихся, потных людей и подействовали на них как прохлада. Шум и крики прекратились, все невольно потянулись к светлому взгляду.

Приговоренный ими к смерти не стал пить вино. Все той же чудной улыбкой выразив центуриону благодарность, Он продолжал вглядываться в лица тех, ради кого добровольно обрек Себя на страдания. И многие, поймав этот полный неземной любви взгляд, стали сочувствовать Ему. Послышались рыдания.

— Еще пара таких остановок, и казнь, пожалуй, не состоится — народ отменит свой приговор, — недовольно пробурчал кто-то из конвоиров.

— Молчи! — оборвал его Петроний гневно. — Разве ты не видишь, что Он изнемогает от усталости и боли. Пусть отдохнет!

Но Тот, о Ком шла речь, уже пришел в себя. Легкие краски жизни опять покрыли Его лицо.

Одна женщина с ребенком на руках подошла к Иисусу я, не обращая внимания на грозные взгляды стражников, дотронулась до Его одежд. Малыш дотянулся было к терновому венцу, но, уколовшись, стал перебирать золотистые волосы Узника. Бесконечная нежность, выразившаяся на лике Божественного Бессмертного, глубоко тронула сердце матери; сжимая дитя в своих объятиях, она громко зарыдала. Несколько женщин возобновили плач с такой истеричностью, что это вызвало недовольство окружающих мужчин.

— Вот глупые гусыни! Как бы своим плачем они не остановили исполнение закона!

Вдруг тихий, слабый голос прозвучал, как чудесная, грустная песня:

— Дочери Иерусалима! Не плачьте обо Мне, а плачьте о себе и детях ваших! Ибо приходят дни, в которые скажут: «Блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы не питавшие». Тогда горам скажут: «Падите на нас» и холмам: «Покройте нас».

Мелодичный голос задрожал, лучистые глаза Пленного Царя наполнились жалостью, но Он продолжал:

— Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?

Женщины смотрели на Него недоумевая и, хотя не поняли Его слов, успокоились. Последняя фраза Иисуса, казалось, особенно смутила их. Они не могли постичь, что под зеленеющим деревом Он подразумевал весь мир, что Он предвидел только одно горе — от неверия и непослушания людей.

Без веры, без любви этот мир будет похожим на высохшую шелуху и, как звездная пыль в мировом пространстве, улетучится, не исполнив воли своего Создателя. Но большая часть людей не имеет ни времени, ни желания думать об этом. Есть время пить и есть; время, чтобы красть и лгать; время убивать и унижать человеческое достоинство… Но нет времени остановиться и подумать, что, несмотря на то, что мы суетимся на этой планете, она принадлежит не нам, а Богу, и если Он только пожелает, она в мгновение ока исчезнет без следа, а память о ней останется только лишь потому, что на Земле Божественный Христос родился и умер, этим освятив — ее.

Никто из народа Израиля в то знаменательное утро не мог понять чуда и таинственности, которые исходили от Божественного Человека, с таким спокойным величием идущего между ними. Они знали только одно:

Узник, обладающий удивительной физической красотой, приговорен к смертной казни за новое учение и богохульство.

Видя, что Иисус способен передвигаться, охрана снова заторопилась в путь. Грубо оттолкнув женщину и ее дитя от Приговоренного, стражники повели Его вперед, к Голгофе. Через несколько минут, гора хорошо просматривалась вдали, и, едва завидев цель, к которой так стремилась, толпа подняла оглушительный радостный крик.