Читать книгу "Зеркало воды - Софья Ролдугина"

Она выгибается всем телом, вцепляется в мои волосы тонкими пальцами, шепчет нежные глупости, постанывает и жадно глотает воздух, кусая губу. Створки сжимаются, и пульсирует эта горошина, это безумное алое пламя, и когда всю ее, от ногтей на пальцах ног с облупившимся черным лаком, до запрокинутой, напряженной шеи, начинают бить короткие судороги оргазма…

На миг я вижу ее истинное лицо.

Она прекрасна. Она составлена из лунного света и серебряной пыльцы. Веер тонких серебряных усиков, искры в фасетах и распахнутые крылья, невесомые и прозрачные крылья, свободно проходящие сквозь простыни, и кровать, и край тумбочки с прилепленным к нему комком клубничной резинки…

Когда это произошло в первый раз, она, едва отдышавшись, принялась плакать.

Сначала я не понял, в чем дело. Думал, это что-то чисто женское, физиологическое. Ну, вроде как кончила – и разревелась. Бывает же.

Но дело было в другом.

Мы лежали на кровати, переплетясь пальцами рук, я прижимался губами к ее затылку, шептал ее какие-то успокоительные глупости. Она только всхлипывала и шмыгала носом. Потом, шмыгнув особенно громко, задала самый глупый и самый логичный вопрос за время наших отношений:

– Ты испугался?

– Немножко, – соврал я.

Сразу нашелся:

– Это было так… круто, что… Ну, я думал, башню снесет напрочь!

Дело было в том, что она заметила, что я заметил метаморфозу.

Это продолжалось лишь несколько коротких мгновений. Обычные ребята вроде как не должны были обращать внимание на такое. По большому счету, они не должны были Видеть вообще ничего. Тем более – в такие моменты. Одновременный оргазм это такая штука – такая… короче, напрочь сносит башню!

Поэтому она и расплакалась. Поняла, что я проник в ее тайну. И, должно быть, решила, что это вызовет во мне какие-то необратимые психологические процессы. Ну, вроде того, что пережив такой своеобразный опыт, я немедленно сбегу от нее с дурными криками, через балкон и забыв надеть штаны. Или начну пускать слюни и по-доброму смотреть в воображаемую точку в районе переносицы. Или свалю от нее в дивную страну Запой. Или попытаюсь продать ее в цирк уродов, сдам властям, или, к примеру, попрошу ее попозировать для домашнего видео, чтобы зафиксировать такой пикантный сопровождающий фактор (хотя все эти наши штуки на пленке обычно оказываются не в фокусе, и быстро прославится на «ютубе» никому из нас, похоже, не светит). Словом, она была растеряна и напугана.

В этом было что-то лестное для меня. Если такого с ней не происходило раньше – значит, я первый из ее кавалеров, кто смог довести ее до такого сногсшибательного финиша. Сногсшибательного и крылораскрывательного, мать его.

С тех пор я каждый раз делал вид, что ничего не замечаю.

Мне хотелось казаться нормальным парнем.

Она не стала вдаваться в детали. Ее устраивало, что я не задаю вопросов. Наверное, сразу поверила мне.

Мы называли таких, как она, «белянками». В этом прозвище были не только очевидные энтомологические отсылки (достаточно вспомнить хотя бы наше самоназвание), но и чувствовалось еще какое-то пренебрежение, замешанная на зависти насмешка. Почему вы не такие, как мы?

Она училась на журфаке и пробовала подрабатывать моделью. Белянкам необходимо внимание извне, они питаются сиянием софитов и фотовспышками, они – экстраверты и эгоисты.

Мы – интроверты и эмпаты. Мы сотканы из ночной тьмы, наш цвет – черный, наш проводник – полная луна.

Сейчас мы лежим обнявшись, обессиленные и почти счастливые, мы засыпаем вместе, сплетя голые ноги и тесно прижавшись друг к другу.

Мне снится, что я выступаю у классной доски, под ядовитым светом ламп. И говорю переполненной аудитории:

– Привет, я Сергей, и я ворую у людей ихние сны.

Где-то на «галерке» ржут Винни с Даноном, крутят пальцем у виска.

На первом ряду Надя прячет лицо в ладони от жгучего стыда за меня.

Председатель просит: говорите, пожалуйста, громче.

Я повторяю приветственную фразу, а рот сам собой опять говорит «ихние». И ничего с этим не поделать.

Все надо мной смеются.

Мне хочется стать невидимкой. Хочется провалиться сквозь рыжий линолеум, исчирканный перекрестными черными полосами, что оставили поколения школьников, носившихся здесь, с заносом тормозя каблуками на поворотах.

* * *

– Да ты настоящий говнюк, – хохочет Винни. – До сих пор не сказал ей, а?

Я машу на него рукой, мол не грузи, наливай давай!

Сидим у него на хате. Из мебели тут четыре табурета, водяной матрас, шесть картонных коробок, забитых разным барахлом, и поддельная дайкатана на подставке.

– Сере-е-ежа и Надя, – напевает Данон прекрасно поставленным баритоном. – Они, если честно…

– Не пара, млять, не пара! – орет Винни, перебивая его. – Все поняли уже! Вы задрали языками молоть, давай бери свой стакан, эминем хренов!

Данон выпячивает нижнюю губу и смотрит на Винни так, как барин в цилиндре, проезжающий мимо коровника в рессорной коляске, смотрит на вонючего мужика в лаптях.

– Во, кстати, – говорит он. – Я ж тут посмотрел это кино, наконец, с хопкинсом и бенисией нашей дель торой.

– Про что там? – спрашивает Винни равнодушно. – Гигантские человекоподобные роботы есть?

– Не-не-не, – Данон пьяно качает у него перед носом длинным пальцем. – Там про нас же!

– Про кого это, про нас?

– Ну… про оборотней!

Мы ржем. Во-первых, все трое уже изрядно набрались. Во-вторых, ну какие мы, нафиг, оборотни?

Мы психеи.

* * *

Бывают, конечно, и такие ребята, как в кино. С острыми ушами и большими зубами и здоровенным таким шерстистым хвостом.

Одна моя старая знакомая постоянно жаловалась на своего кавалера – мол, ей каждое утро приходится вытряхивать из простыней всю эту шерсть. Потом они как-то очень быстро и тихо поженились и уехали в свадебное путешествие к теплому морю. Через неделю половину его отдела закрыли за взятки. Иногда мы переписываемся с ней по имейлу. Она рассказывала, что теперь их простыни вытряхивает степенная горничная в кружевной наколке.

Я сижу на работе, заказов нет, скучаю, разглядывая картинки на «девиант-арте».

Благодаря своей работе я и познакомился с Надей. Поехали снимать одного поблекшего секс-символа, мечту домохозяек всех возрастов. Предполагалась ролевая композиция на разворот – дрессировщик в окружении девочек-тигриц. Пока секс-символ со своим пожилым бойфрендом рылись в реквизитных цилиндрах, примеряя их, хихикая и щелкая друг друга на мобильники, мы с фотографом пошли утверждать кастинг. Тут-то я ее и увидел.

Я сразу понял, кто она такая на самом деле. Я даже почувствовал, какого цвета у нее крылья. Но меня это не остановило.