Читать книгу "Метромания - Ирина Майорова"

Дядя Леша – начальник одной из станций Люблинской линии. В доме Андрея и Макса и в соседней многоэтажке Екатерины многие квартиры заняты работниками метрополитена – и ушедшими на заслуженный отдых, и теми, кто продолжает работать. В середине восьмидесятых в новостройках микрорайона служащим московской подземки отряжалось до десяти процентов жилья. Неудивительно, что обитатели общего для обоих домов двора, включая детей и подростков, первыми узнавали метровские новости, всегда были в курсе случавшихся там историй и не без гордости считали себя причастными к неведомому остальным подземному миру. Вон и Витек после окончания вуза пошел работать не на Петровку, не в простое УВД, а в милицию метрополитена.

Беленьких Шахов взял две. По ноль семьдесят пять. Еще купил салат в кювезиках, котлеты по-киевски, вареной картошки с укропом и увесистого – на килограмм – карпа горячего копчения. Но к закуске ни тот ни другой почти не притронулись. Зато первую бутылку выпили, как воду, большими глотками, без передыху и не морщась. И Витька слегка развезло. Салага, чего уж там, хоть и служит в милиции, где, говорят, такие корпоративные попойки устраивают – простым смертным не выдюжить.

– Никому бы не рассказал, даже отцу, а тебе расскажу. – Витек посмотрел на Андрея тяжелым взглядом.

– Чего расскажешь? – через силу, будто вытолкнул изо рта два теннисных шарика, уточнил Андрей.

Общаться не хотелось – хотелось просто надраться до беспамятства, до глубокого забытья.

– Почему из милиции решил уйти.

Андрей дернул подбородком: дескать, и почему же?

– Не могу больше среди этих… Предки, конечно, в панику ударятся: я ж в ментовский вуз пошел, чтоб в армию не загребли. Хотел в органах до двадцати семи лет прослужить, а уж потом куда-нибудь в службу безопасности. Хоть к отцу в банк, хоть еще куда. Но уж лучше в армию… Или на бабки, которые на машину копил, военный билет себе куплю. С отметкой, что срочную прошел, или белый, что больной.

– С белым тебя в приличную СБ не возьмут, – со знанием дела заявил Шахов.

– Возьмут. Там половина таких… инвалидов липовых.

– Так чего ты уйти-то решил?

– Да устал от скотства всякого – не могу больше. Ну, что хачиков обирают – ладно, я с этим уже смирился. У музыкантов, которые в переходах играют, чуть не всю выручку вытрясают, – тоже пусть. Мафиям всяким – нищих там, инвалидов – крышу дают, и это, будем считать, нормально… Хотя какое нормально! – Витек вдруг сорвался на крик: – Какое, я тебя спрашиваю, нормально, если чуть не половина этих безногих-безруких стали такими по собственной воле! Ампутанты-добровольцы, твою мать!

– Так что, это правда, что некоторым специально что-нибудь отрезают, чтобы больше собирали? – протрезвел внезапно Шахов. – Я слышал про такое, но думал: вранье. Что-то вроде крыс-мутантов.

– Какое вранье, если на одной из станций моего отдела такой есть?! – снова негодующе вскинулся Витек. Потом обхватил себя руками за плечи, будто ему стало морозко, и, страшно оскалившись, спросил: – Видал мужика без обеих ног, что на деревянной тележке катается? На руках у него щетки, какими паркет натирают… Ими отталкивается. Голос у него еще сильный. Хороший, богатый голос. Арии всякие, народные песни поет.

Шахов кивнул. Описанного Витьком мужика видеть приходилось не раз, Андрей даже подавал ему как-то.

– Его тут недавно избили сильно. Я ходил перекусить, возвращаюсь, а он недалеко от входа на станцию в луже крови валяется. Я «скорую» вызвал, а пока врачи ехали, все пытал: кто его так отделал? «Не помню», – твердит, а сам ухмыляется. А губы все в кровище…

Витек прикрыл глаза и, стиснув зубы, поиграл желваками. А когда поднял веки, Шахов поразился: взгляд у младшего лейтенанта был совершенно трезвый.

– Видно, дед перед своим начальством провинился, – тихо продолжил Витек, – денег в казну не донес иль на работу разок не вышел, вот они псов своих и науськали. Не удивлюсь, если кто-то из наших рядом стоял и смотрел, а то и сам участие принимал. Ведь безногий, получается, и на их долю покусился, куска хлеба с икрой лишил.

– Так я его, по-моему, вчера… ну да, в пятницу видел, – припомнил Шахов. – Значит, не так уж сильно и отделали…

– Перелом трех ребер, сотрясение мозга, множественные ушибы внутренних органов, – выпалил без запинки Витек, будто читал протокол или запись в медкарте. – Я к нему в больницу ходил: сигареты отнес, сок, яблоки. – И, словно стесняясь своего поступка, добавил: – Представь, каково ему было смотреть, как к другим больным родственники то и дело с полными авоськами шастают… Он сначала со мной настороженно: дескать, чего пришел, я заявления не писал и не собираюсь, дружки твои могут не беспокоиться. А когда понял, что я просто так, по-человечески, чуть не расплакался.

Когда младший лейтенант Милашкин вышел из палаты, его уже ждал лечащий врач безногого. Пригласил к себе в ординаторскую, усадил на диван и спросил: «А вы не знаете, где вашему подопечному ампутацию делали?» Виктор удивился: «Откуда мне знать? А в чем дело?» Доктор поднял на милиционера глаза, в которых застыла усталость, и тяжело вздохнул: «А в том, что мы тут всей хирургией-травматологией его культи рассматривали и пришли к однозначному выводу: ампутация была проведена явно не в больничных условиях – раз, не профессионалом – два и без медицинских показаний – три. Такое впечатление, будто орудовал мясник с рынка, а в подручных у него был кто-то мало-мальски смыслящий в анестезиологии, иначе бы у бедолаги сердце не выдержало. Ну, и послеоперационная терапия явно была проведена, раз ампутант от сепсиса не погиб…»

Витек продолжал говорить, уставившись на непочатую бутылку водки, но Андрей его уже не слушал. Он думал о старике. Что могло заставить того добровольно лечь под топор мясника, а теперь кататься половинкой человека по пыльным платформам и заплеванным вагонам, собирая мелочь и мятые десятки? Что заставляет его держаться за жизнь? За такую жизнь? Вот он, Андрюха Шахов, здоровый, молодой, с хорошей, перспективной профессией, без особых материальных проблем… Тут Андрей усмехнулся собственным мыслям: получилось, будто брачное объявление составляет… Миллионы бы с ним своей судьбой поменялись, а у него внутри от боли и тоски все готово разорваться. И он хочет, чтобы разорвалось! Хочет, чтобы эта боль и эта тоска исчезли, пусть и вместе с ним.

Шахов вынырнул из своих мыслей от окрика:

– Ты заснул, что ли?!

Андрей потряс головой:

– Нет, извини. Задумался. Про старика этого… Так ты из-за него решил уйти?

Витек молчал. По его напряженной позе, по тому, как собрался в складки высокий лоб, Андрей догадался: решает, рассказывать о чем-то или нет.

– Давай еще выпьем, – предложил Витек и рывком сорвал с бутылки пробку.

Они выпили и с минуту молча жевали давно остывшие котлеты.

– Позавчера, – Витек мельком взглянул на настенные часы, – нет, уже получается позапозавчера… короче, утром в четверг поезд переехал девчонку. Разрезал на части.