Читать книгу "Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская"

Алексей демонстративно смотрел в окно, пока я, запинаясь, излагала дело, нехотя, краем глаза покосился на Верочкины фотографии.

— Ничего не знаю, — лаконично ответил Алексей, когда я закончила. — Все это бред, никогда не видел вашей девушки.

Тогда я расстроилась окончательно и неожиданно для себя перешла к угрозам. Объяснила, что путь рассуждений и свидетельских показаний, приведший к нему, я могу повторить не одна, а в обществе специалиста из уголовного розыска.

Однако, вместо того чтобы испугаться, сторож Алексей разозлился.

— Обратились бы вы лучше, барышня, к доктору по психической части, — не сдерживая ярости, выговорил он. — Явились к незнакомому человеку и плетете небылицы! Я, что, под кроватью вашу подругу держу? Посмотрите, и шкаф открою, и сундук, может, в сарае поищете?

Я сидела перед ним дура-дурой и действительно чувствовала себя психопаткой, плетущей незнакомому человеку немыслимую и оскорбительную ахинею.

— У меня письмо есть от Веры, там всё написано, — я решилась на последнее средство, вернее, на предпоследнее, все-таки выдавать бабушку Лысенкову я бы не стала, моя благодарность не успела испариться.

— Про меня прямо так и сказано? — глумливо осведомился Алексей и потребовал. — Покажите это письмо!

— Разумеется, письмо дома, — впрямую солгала я. — А что там написано, прочтут в милиции, они вам и сообщат.

— Хорошо, — произнес Алексей с угрозой в голосе. — Пойдемте, посмотрим, а то потом окажете, что я успел замести следы. Лечиться надо, девушка, и очень серьёзно.

Он поднялся, быстро вышел из дому (я побежала за ним), направился к сараю и распахнул передо мной дверь.

— Ищите! — потребовал он.

— Что искать? — растерялась я.

— Что хотите, то и ищите! — напутствовал Алексей.

Я подавленно покрутилась в сарае, но ничего, кроме рухляди и инструментов не обнаружила.

— Не нашли, отлично! — резюмировал хозяин. — Идёмте дальше!

В дальнейших поисках Алексей заставил осмотреть яму для мотоцикла, небольшую землянку с прошлогодней картошкой и дренажную канаву у забора.

Я ощущала себя полной идиоткой и шла за ним. Зачем? Не знаю. Но шла. Таким образом мы обследовали прилегающую к стройке территорию и оказались непосредственно перед ограждением, в котором я с усилием рассмотрела калитку. Как с остальным строительством, я не знаю, но забор был сооружен на совесть.

Алексей открыл ключом калитку и повел меня по стройке, время от времени советуя заглянуть то под груду кирпичей, то под лежачую балку.

— Я отопру корпус, — указал он на почти готовое здание под черепицей. — Можете его смотреть, а вот это (он простер руку к недостроенному объекту) обследуете сами, мне неохота голову сломать, я вас рядом подожду.

Сказать, что ничего я не буду смотреть, у меня не было сил, и для порядка хотелось довести конца идиотское мероприятие. Идиотизм происходящего нарастал катастрофически, но противодействовать я отчего-то не могла. Ни идиотизму, ни сторожу Алексею, такая выяснилась психологическая дилемма.

Я чуть-чуть попробовала над ней поразмышлять, пока Алексей открывал дверь подъезда виллы (он называл строение корпусом), тщательно от кого-то запертой.

— Теперь вниз, — не слишком вежливо, пригласил он. — Сначала в подвал, самое подходящее место.

Как последняя дура я пошла за ним по крутой лестнице вниз. Спустившись, Алексей зажег свет и бесшумно открыл другим ключом еще одну массивную дверь у противоположной стены.

— Входите, ищите! — недружелюбно скомандовал он вполголоса. — Я сейчас свет зажгу.

Я послушно, как сомнамбула, двинулась к двери. В тот же момент сильный удар в спину втолкнул меня в отворившийся проём. Я грохнулась в темноту и услышала за собою звук запираемой двери. Получились два отдельные впечатления, и оба отчасти не со мной, поскольку совершенно несуразные.

На этом я позволю себе прервать повествование и предоставляю слово другому участнику событий.

Часть вторая

Вместо введения позвольте уведомить Вас дорогие сэры, а также милые леди, что не имею никакого представления, в каких целях были задуманы данные ученые записки.

Знает одна лишь идейная вдохновительница сего начинания, она убила достаточно много своего драгоценного времени, излагая бумажному листу странные перипетии истории, в которую ей удалось вовлечь и меня. Мало того, теперь же сия прелестная дама ждет от меня такой же преданности мемуарному делу.

Бог ей судья, я не сомневаюсь в полной невинности её намерений. Оставляя на её же усмотрение дальнейшую судьбу нашей общей летописи, я, по мере своих несовершенных беллетристических возможностей постараюсь соответствовать принятой на себя задаче.

Перед тем, как обогатить архив будущих историков своими избранными воспоминаниями я позволил себе, с санкции автора, разумеется, ознакомиться с плодами литературных усилий работодательницы и предшественницы. Сии плоды позабавили, в особенности та их часть, что была посвящена моей скромной персоне.

Неисчислимы заблуждения человеческого ума, особливо занимательны они, когда речь идет о половине рода людского, каковая справедливо полагается лучшей.

Со своей стороны, однако, я не имею претензий, напротив, даже польщен. Сознательно или бессознательно прелестная авторесса обозначила Вашего покорного слугу, как фигуру романтическую, во всяком случае таким видится восприятие ею моей скромной особы.

Во всяком случае, знакомство с данной рукописью сильно облегчило задачу и избавило от умственных усилий и сомнений, к тому же разрешило сакраментальный вопрос любого автора: с чего следует начать?

Пожалуй, целесообразнее всего начать отсчет с моего, если так возможно выразиться, вступления в должность платного частного осведомителя.

Не стану утомлять будущего читателя излишними подробностями моего знакомства с очаровательной, легкомысленной, хотя и не столь юной особой, в предшествующем повествовании именуемой Таиской. (Я же в свою очередь желал бы остановиться на более благозвучном варианте и упоминать о ней, как о Тае.)

Не будет преувеличением, если я сообщу, что знакомство с Таей не составило особого труда, а удачный стиль общения (я заимствую сомнительное выражение у милой предшественницы) снизошел на меня велением вдохновения.

Почти о самого начала общения я без ненужной аффектации позволил Тае предположить, что моя любознательность и нескромное любопытство, относящиеся к истории жизни и внезапному исчезновению её приятельницы Веры Согдеевой, имеют под собою профессиональную основу.

При первом же взгляде на милейшую Таю я осознал, что духовное родство, дружеские узы и безграничное доверие, между нами, вряд ли осуществимы; а также, что нить взаимного сродства и нежных чувств не сможет соединить наши души, чтобы, затем став нитью Ариадны, вывести жаждущую мысль из мрака таинственного лабиринта.