Читать книгу "Скверна - Сири Петтерсен"

Куро…

Слепой открыл глаза. Хирка вздрогнула и стала озираться по сторонам в поисках предмета, за который можно уцепиться взглядом, но ничего не обнаружила. Он приподнялся на локтях. Челюсти его сжались, как будто он пытался скрыть, каких усилий ему стоило это движение. Точно так же поступил бы Ример.

Слепой наполовину поднялся, а потом рухнул ей на руки. Она положила руку ему под подбородок и подняла чашку. Он вытянул шею – понял. Она не решилась дать ему чашку в руки, а поднесла ее прямо ко рту с синими губами.

– У меня только полчашки, – сказала она и попробовала засмеяться. Он не отреагировал. Она повернула чашку, чтобы он увидел, что она сделана в форме половины чашки. – Полчашки. Понимаешь?

Нет. На самом деле ей было совершенно не смешно.

Он пил. Хирка крепко держала его. Он глотал. Кашлял, но каждый раз приходил в себя и пил, пока чашка не опустела. Потом тело слепого обмякло. Он лежал на спине, его голова покоилась на руках у Хирки.

– Еще, – пробормотал он.

Хирка уставилась на него. Слепой произнес всего одно слово, но это слово было ей знакомо. Он закрыл глаза.

– Ты говоришь по-имландски! Эй ты, слепой! – она потрясла его. Он снова открыл глаза. Она вздрогнула. В них двигалось что-то черное. Как чернила в молоке. Потом исчезло.

– Вари, – процедил он сквозь сжатые зубы.

– Вари? Что вари? Я не понимаю…

– Вари. Поток. Дай мне Поток! – прохрипел он. На эти слова он потратил все силы. Его голова свалилась набок, тело расслабилось.

Поток…

Самое красивое слово из всех, что она слышала, и его произнес набирн. Трупорожденный. Комок в горле разрастался, и до Хирки дошло, что она сомневается. Сомневается, что Имланд по-прежнему существует. Сомневается, что существует она сама, если уж на то пошло. Но перед ней лежит непонятное существо и говорит на ее языке, произносит слова, которых она не слышала с тех пор, как покинула тот мир. Оно просит ее о том, чего она никогда не сможет дать, ведь даже если бы Поток существовал в этом мире, она не смогла бы ему помочь. Она – Хирка. Дитя Одина. Она не может сливаться с Потоком.

– Не поверишь, что здесь есть, – прошептала она. – Ты мог бы попросить о колдовстве, которое позволило бы тебе разговаривать с людьми на другом конце мира. О свете, который никогда не затухает. Или о повозке, которая едет сама по себе, причем быстрее, чем любая лошадь. Ты мог бы попросить, чтобы в твоем доме текла горячая вода. О шоколаде. О звуках, сохраненных в коробочке. Все это я могла бы тебе дать. А вот Поток не могу, набирн.

На последнем слове его верхняя губа дернулась, и в темноте мелькнул острый клык.

Страх смерти

Грааль опустил лоб на рояль и позволил пальцам бегать свободно. Четвертую балладу Шопена портил стук когтей по клавишам. Он старался как можно реже играть подушечками пальцев, и теперь у него получалось лучше. И все же полностью избавиться от скребущего звука не удавалось. В хорошие дни это напоминало ему, кто он. В плохие дни… Ну, в сущности, тоже. Разница заключалась лишь в том, что он чувствовал по отношению к себе.

События всегда разворачивались по одному сценарию. Неудовлетворенность, берущая начало в отчаянии, нарастала до тех пор, пока он не ударял кулаками по клавишам и не уничтожал того, что могло появиться, своей яростью. Грубое насилие. Свалить вину на инструмент он тоже не мог, ведь тот представлял собой шедевр Фациоли. Проблема заключалась в воспроизведении. В исполнителе. А вот композитор подобной проблемы не испытывал никогда.

Он прекратил играть, приложил ухо к клавишам и прислушался к звукам, которых в инструменте больше не было. Мертвые звуки. Самыми красивыми были незавершенные. Думать так было легче, чем достигать результатов. Особенно сейчас, когда столь многое поставлено на карту.

Грааль слышал, как Исак спустился по лестнице и зашагал по коридору. По мере приближения шаги становились медленнее. Это означало, что у него есть новости, но он не знает, как их преподнести. Плохой знак для них обоих. Грааль остался лежать на рояле.

Исак открыл дверь и вошел.

– Это она. Они не сомневаются, – сказал он с наигранным оптимизмом.

Грааль уставился на свои когти.

– Знаешь, что Шопен сказал мне перед смертью, Исак?

Исак подошел к бару.

– Значит, сегодня один из тех дней? – пробормотал он.

Грааль проигнорировал его слова.

– Он сказал, что у меня есть вечность для того, чтобы репетировать, но я никогда не стану таким же великолепным музыкантом, как он. Не из-за когтей, а из-за отсутствия страха смерти. Как думаешь, Исак? Не потому ли мой народ не изменился за тысячи лет? Возможно, мы не способны создать ничего ценного, потому что живем слишком долго?

Исак фыркнул.

– На самом деле все как раз наоборот, – ответил он. – Нет границ тому, что можно совершить, если не думать о том, что твое время скоро истечет.

Грааль выпрямился.

– Да, именно так ты и должен говорить, ведь если бы я не взял тебя к себе, ты был бы уже мертв.

Он подождал, пока его слова дойдут до собеседника, и продолжил:

– Но ты прав. Все, что делают люди, на самом деле посвящено вечной жизни. Искусство – охота за бессмертием. Вопрос в том, какую пользу они извлекают из всего этого. Так чего же ты достиг, друг мой, чего не смог бы достичь, если бы тебе предстояло умереть? Настолько насыщеннее стало твое существование? Что такого ты совершил?

Исак наполнил бокал джином и плеснул скромную каплю тоника.

– Я не знаю, – ответил он, уселся на диван и водрузил ноги на стол. – Но у меня впереди вечность, чтобы ответить на твой вопрос, – он улыбнулся.

Грааль посмотрел на него. Исак появился у него тридцать лет назад – пустяк, но все равно казалось, что он с ним уже давно. Исак долго не продержится.

Может статься, он уже знал это. Может, именно поэтому он стал более дерзким. Пытается казаться другим, казаться интересным. Когда Грааль взял его, Исаку было чуть больше пятидесяти. Он был умным мужчиной с хорошим чувством юмора. Британцем до кончиков ногтей. Но в последнее время он начал одеваться в яркие рубашки со слишком длинными воротничками, от чего становился похожим на закатившуюся поп-звезду. Блондинистые волосы свисали до ушей. Они были зачесаны на прямой пробор, но это не помогало.

Возможно, кризис среднего возраста заложен в генетический код людей? Возможно, он наступает вне зависимости от того, предстоит им умереть или нет?

Грааль поднялся. Исак забеспокоился и снял ноги со стола.

– Это не твоя вина, Грааль, – сказал он, как будто тот ожидал извинений. – Дело в этой комнате.