Читать книгу "Верность - Меган Девос"

– По-моему, ты собирался что-то сказать, – подначила я, показывая, что улавливаю его внутренний спор.

– А хочешь кое-что посмотреть? – вдруг спросил он.

Наши пальцы переплелись, и мои ладони оказались поверх его ладоней.

– Мы опять поедем на мотоцикле? – пошутила я, ощущая прилив любопытства.

Я помнила ту поездку, когда Хейден решил показать мне свое любимое место. Сейчас он негромко усмехнулся, окутав меня теплым дыханием.

– Нет, ехать никуда не придется.

– Хорошо, а то не знаю, как бы мое ребро вынесло тряску… Конечно, я хочу посмотреть это «кое-что».

– Отлично.

Его губы еще раз ткнулись мне в затылок. Я восприняла это как знак готовности к более открытому общению. Затем Хейден разжал руки, сдвинул ноги и встал с кровати. Я залюбовалась силой и изяществом его движений. Он мигом оказался возле письменного стола и выдвинул нижний ящик. У меня зашлось сердце, когда он вытащил фотоальбом, найденный мной в развалинах. Оно зашлось вторично, когда Хейден достал из-под альбома другой предмет.

Волнение, испытанное мною при виде фотоальбома, быстро погасло. Хейден вернул его на место и закрыл ящик. В руках остался дневник. Меня обдало новой волной любопытства, которое я старалась не слишком показывать. Хейден вернулся к кровати и присел на краешек, лицом ко мне. Кровать жалобно заскрипела.

Свой дневник он держал осторожно, глядя на потертую обложку так, словно она в любой момент могла вспыхнуть. Меня снедало неподдельное любопытство. Хотелось узнать, о чем же он пишет. В прошлый раз, когда я спросила, Хейден отделался общими фразами и переменил тему, хотя в ту ночь он мне рассказал, как и при каких обстоятельствах потерял родителей.

– Тебе нельзя его читать, – вдруг заявил Хейден.

Я молча ждала дальнейших слов. Хейден посмотрел на меня и снова перевел взгляд на дневник.

– Точнее, не все записи.

– Хорошо, – согласилась я.

Мне вполне хватит того, что он согласится показать. Хейден кивнул, втягивая в себя воздух. Потом открыл потрескавшуюся обложку. Первая страница была заполнена разнообразными каракулями, которые я бы при всем желании не смогла бы прочесть.

– Этот дневник живет у меня почти с самого начала, – пояснил Хейден. – Мне не было и семи, когда Докк притащил его из очередной вылазки. Страниц двадцать я исчеркал описанием всего, чем мы с Китом и Даксом в тот день занимались. Я тогда еще учился писать.

Я понимающе улыбнулась. Удивительно, как живо я представила маленького Хейдена, склонившегося над книжкой дневника. Он заносил события дня, стараясь правильно выводить каждую букву. Я надеялась, что он писал о приятных событиях – например, о том, как они ходили к пруду. Словом, обо всем, из чего должно бы состоять нормальное детство. Хейден пододвинул дневник ко мне, показывая свой детский, далеко не идеальный почерк.

– Когда я немного подрос, то понял, что на мне лежит обязанность записывать разные события, поскольку больше никто…

Он не договорил и перелистал несколько страниц. Почерк становился аккуратнее и разборчивее. Буквы больше не прыгали вверх и вниз.

– И тогда я записал все, что помнил о родителях.

У меня сдавило сердце. С губ сорвался вздох. Я поняла, какого рода записи содержатся в дневнике Хейдена: его воспоминания о прежней жизни, о том, как выглядели его родители и как они погибли… Мне вдруг стало очень грустно. Я представила, каково мальчишке, почти ребенку, вести подобные записи. Но он это делал, поскольку не хотел забыть.

Я оторвалась от страницы и поймала на себе пристальный взгляд Хейдена. Он печально улыбнулся. Никакие мои слова не передали бы всей трагичности того, что он пережил в детстве. Я дотронулась до его колена. Провела по теплой коже и вновь ощутила искру, проскочившую от этого прикосновения. Через какое-то время Хейден сделал над собой усилие и продолжил рассказ.

– Когда я начал участвовать в налетах, когда увидел, как гибнут люди… я стал записывать и это.

Он перелистал еще несколько страниц. Я видела, сколько душевной боли вызывает у него обращение к списку погибших, хотя он и пытался это скрыть.

– Хейден, это же… Это все, кого вы потеряли?

Он кивнул, не глядя на меня. Страница печальной хроники делилась на две колонки. В первой шли имена и фамилии, во второй – краткое описание обстоятельств гибели. Первые же строчки заставили меня побледнеть. Никого из них я не знала, но при прочтении каждого имени у меня сжималось сердце.

«Джон Гэррити – погиб во время вылазки в город».

«Мария Феддерсон – убита налетчиками Грейстоуна».

«Бернард Ольсен – убит налетчиками Уэтланда».

«Виолетта Арендт – погибла во время вылазки в город».

«Серджо Коффман – убит налетчиками Грейстоуна».

Имена тянулись бесконечной цепочкой. Перелистав несколько страниц, Хейден добрался до конца списка. Меня как током ударило. Последнюю погибшую я знала. Ее убили почти у меня на глазах.

«Хелена Троддер – убита налетчиками Грейстоуна».

Возможно, я остро реагировала на название своего лагеря, однако мне показалось, что Грейстоун как причина чьей-то гибели фигурировал в этом списке гораздо чаще остальных, включая город. Меня захлестнуло чувство вины. Сколько же здешних жизней унес Грейстоун. Я содрогнулась при мысли, что и сама могла внести свой «вклад» в умножение этого печального списка. С большой долей вероятности, это я спровоцировала гибель Хелены.

Мне вспомнились тела убитых, валявшиеся вокруг Грейстоуна. Эти жуткие картины бомбардировали мой разум. Сплошь незнакомые лица, но все равно человеческие. Столько погибших. За что их убивали? Только за попытку выжить и добыть средства к существованию для тех, кого они любили. Бессмысленные побоища, подло сокращавшие малое число тех, кто пережил уничтожение прежнего мира. Я вдруг ощутила полную невозможность понять причины, приведшие тогдашний мир к всеобщей катастрофе.

У Грейстоуна и Блэкуинга были вполне понятные причины для лютой вражды, и доказательства лежали передо мною. Слишком много людей нелепо погибло с обеих сторон, чтобы говорить о прощении. До Хейдена я не встречала тех, кто сознавал необходимость вести подобные хроники. В мозгу свербела мысль, от которой я не могла просто взять и отмахнуться. Я знала о мрачной реальности, в какой оказались выжившие, но только сейчас осознала другую, не менее страшную реальность: мы теряли человеческий облик.

– Грейс, – тихо произнес Хейден, вытаскивая меня из глубин темных мыслей. – Я не собирался тебя расстраивать.

Его рука легла на мою, и меня обдало жаром. Наши большие пальцы затеяли медленный танец.

– Мне… в общем, мне это жутко читать. Согласен? До какой отвратительной жизни мы докатились!

Сама не знаю, откуда взяла эти слова. Обычно я занимала противоположную, оптимистичную позицию, утверждая, что в жизни по-прежнему остается много прекрасного и удивительного. Но теперь, когда я увидела сухую констатацию фактов и узнала, сколько людей бессмысленно погибло только в одном лагере, прежние рассуждения показались мне смехотворно наивными.