Читать книгу "Аспект дьявола - Крейг Расселл"

Профессор подошел и положил руку Виктору на плечо.

– Но теперь, доктор Романек, – сказал он, улыбаясь, – вам пора войти в клетку со львами. Пора познакомиться с нашими пациентами…

9

Юдита Блохова с удивлением обнаружила, что ей очень понравился новый доктор. Но кое-что смущало ее: с первых же минут возникло странное чувство, что она была знакома с Косареком раньше, причем не просто встречала его, скажем, на лекциях отца, а знала близко. Косарек, бесспорно, был привлекателен: высокий, приятные черты лица, широкие плечи… «Странно, – подумала она, – как быстро он освоился. В стенах этого замка он выглядит как дома». У нее это получилось не сразу, если получилось вообще.

В отличие от нее Виктор Косарек был человеком, у которого все в порядке с происхождением. И теперь он занимал должность, которая должна была бы достаться ей, если б учеба и все остальное шло по плану. Но все пошло не по плану. И при знакомстве с Косареком сердце царапнуло. Но надо отдать ему должное, он сказал теплые слова о ее отце, к которому явно был привязан, как к своему бывшему наставнику.

«Я буду относиться к доктору Косареку с должной профессиональной вежливостью и уважением, но в остальном надо держать его на расстоянии вытянутой руки, – решила Юдита. – И да, сегодня вечером надо будет позвонить отцу и спросить, помнит ли он своего ученика».

С некоторых пор «расстояние вытянутой руки» для нее стало мерой во всех отношениях. Каждая новая встреча, без всяких исключений, должна быть проанализирована и оценена с точки зрения наличия или отсутствия явных или скрытых угроз. Еврейские корни никогда ранее не влияли на ее жизнь, но теперь этот факт стал омрачать взаимодействие со всеми вокруг. Всё и всех теперь нужно было рассматривать как потенциальную угрозу.

Здесь, в этом замке, угроз было более чем достаточно. Она пока ничего не знала о молодом докторе Косареке, но Платнер был нацистом, в какие бы одежды не рядился, а у нацистов не было и быть не могло никакого двойственного отношения к евреям. Ганс Платнер был вежлив с Юдитой, даже дружелюбен, ничто не выдавало в нем антисемитские воззрения, но они у него были, она знала это. С Краклом, помощником Платнера, все было очевидно. Каждый раз, когда они сталкивались, его лицо выражало презрение. Стоило ему заговорить с ней, в его голосе слышалось усталое нетерпение, за которым сквозил холод, будто она была низшим во всех отношениях существом. Он терпел ее, как вынужденное неудобство, потому что был уверен – скоро все изменится.

Ирония заключалась в том, что Юдита всегда считала себя частью национального меньшинства: не еврейского, а немецко-чешского. Верхненемецкий диалект, а не идиш, на котором говорили некоторые пражские евреи, всегда был ее основным языком, по-чешски она говорила бегло, но не идеально. Не менее горькая ирония заключалась и в том, что по-немецки она все-таки говорила с чешским акцентом. Она, как и ее отец, да и вся ее семья, отождествляла себя с немецко-чешским народом, а немецкую культуру считала своей. Внезапно все это у нее отняли. То, что казалось богатым и разнообразным наследием, внезапно стало безжизненным. О, бесконечно изменчивая идентичность!

Юдиту мучили кошмары. Всепоглощающий ужас охватывал ее, ее семью и весь ее род, и она просыпалась в поту.

Каждый раз в разговорах с ней отец старался успокоить ее, призывал не зацикливаться на темных мыслях, напоминал об опасности такого состояния. А она пыталась заставить его поверить, что ее страхи вполне обоснованы, что мир уже не такой, каким был раньше, и охватившие ее тревоги и подозрения отнюдь не иррациональны. Наоборот, ее страхи были разумными и объяснимыми.

Была еще одна важная деталь в их разговорах с отцом: успокаивая ее, он старательно избегал одного факта, да и она не упоминала об этом.

Нервный срыв. Ее нервный срыв.

Психическое расстройство настигло Юдиту Блохову во время учебы. Оно было связано с воображаемыми угрозами, которых на самом деле не было. Она излечилась, но это чертово расстройство навсегда разрушило ее репутацию. Так что теперь, когда угрозы стали реальными, никто не прислушивался к ее предупреждениям.

Казалось, все вдруг ослепли и не видят того, что так очевидно. Все чувствовали, как в обществе постепенно накапливается жестокость, но не понимали, что эта жестокость переросла в запредельную злобу. Совсем как дети – видят облака, но не могут предсказать шторм.

Газеты кричали о подробностях Нюрнбергских расовых законов, принятых немцами месяц назад, в сентябре 1935 года, запрещающих все отношения между евреями и не евреями. Для евреев вводились ограничения на образование, род занятий и социальные взаимодействия. Юдиту расстраивало, что она не смогла убедить своего отца в том, что в этом медленном и необратимом разделении человечества на евреев и не евреев кроется неминуемая опасность для представителей ее национальности.

Учитывая все это, Юдита Блохова оценивала каждого нового человека на своем пути как потенциальную угрозу. Но Косарек ей понравился с первого взгляда, да и он не стал скрывать, что она ему нравится. Разве это не значит, что он не заражен общим безумием?

Сегодня вечером. Сегодня вечером она спросит у отца о Косареке, когда позвонит ему.

10

Они потратили два часа на изучение личных дел шести пациентов. У профессора Романека был странно тусклый голос, а тон – успокаивающий, который, должно быть, хорошо помогал ему при работе с пациентами. Но когда он читал и комментировал истории болезней, это имело странный эффект: каждый клинический случай в его устах казался темной сказкой. Учитывая ужасающие, почти сюрреалистические детали, было легко поверить, что подобное могло существовать только в фантазии автора или в народных сказаниях, которым новые поколения добавляли свои краски.

Виктор так и сказал профессору:

– У вас это звучит как фольклорное повествование. Я понимаю, что это нечто иное, но как юнгианец я все же склонен видеть связь между фольклором и бессознательным. Мифология – коллективное бессознательное человечества, культуры. Вся моя теория дьявольского аспекта основана на этом. Ну, вы знаете, я писал об этом в своих статьях.

Романек задумчиво кивнул.

– Хорошее замечание, коллега. Я и не обращал внимания, что придаю поэтические нотки кошмарным историям этих людей. И если я так сделал, то это крайне неправильно с моей стороны: нет ничего более прозаического, чем психотическое насилие. Но должен признать, что я часто думал о том, насколько креативны мы, чехи. Среди нашего народа более высокий уровень психических расстройств, но у нас и большее количество музыкантов, художников, литераторов, чем у любого из соседей в Европе. Я считаю, что это во многом связано с глубиной нашей культуры и продолжительностью нашей истории. Может быть, у нас и более глубокое культурное бессознательное.

Романек встал, подошел к окну и посмотрел на залитый лунным светом лес.

– Я часто думаю, что есть причина, по которой мы сейчас с вами здесь, именно в этом замке. Мы живем на древней земле, и более древнего места, чем это, в округе не найти. Предки людей, которые живут внизу, в деревне, тоже здесь жили, их род уходит своими корнями в самые древние времена. Пусть я высокопарно выражаюсь, но здесь смешалась кровь матерей и отцов Европы. Эта земля была заселена задолго до кельтов, до германских свевов и задолго до славянских чехов. Верите или нет, история нашей маленькой деревни уходит в глубь веков на семь тысяч лет.