Читать книгу "Воспитать палача - Анатолий Тихомиров"

И вот я осталась одна. По композиции и по размерам копия скульптуры ничем не отличалась от оригинала. Блестя изумрудно-зелёными глазами, чучело ворона холодным неживым взглядом смотрело в пустые глазницы мраморной девушки. Она была со мной почти одного роста. Я вглядывалась в неё, и всё пыталась понять — зачем она мне? А потом, как-то по наитию, положила ей в выемки глазниц конфеты, а сама думаю — не будет ворон, сладкое есть, ему, наверное, мясо надо класть. И только тогда я осознала, что задумала. И не испугалась, нет. Наоборот, у меня появилась цель.

На следующий день я поехала в столицу на птичий рынок, и, представьте себе, купила ручного ворона. Был он одним — единственным на весь рынок, словно меня ожидал. Хозяин ворона заверил, что его можно без опасений выпускать в комнате, всё равно обратно в клетку вернётся. В тот же день, когда вернулась домой, я оторвала чучело ворона от ладони скульптуры и сожгла его в камине. Живому ворону соперник не нужен, даже если он чучело.

Спустя нескольких дней я приступила к эксперименту. Никто не мог помешать мне. У родителей был свой дом, а домработницу и личного шофёра я отправила в отпуск. Мне было страшно, но я смогла взять себя в руки. Я убрала ширму, за которой стояла скульптура, и надела на мраморную девушку своё старое платье, чтобы ворон привыкал к одежде. Затем в глазницы скульптуры мне удалось глубоко впихнуть кусочки мяса. Открыв клетку, я затаила дыхание, и стала ждать. Ворон выбрался из клетки, а потом бестолково закружил по комнате. Признаюсь, у меня тогда мелькнула мысль: ну, не получилось и ладно. Но ворон внезапно камнем упал на грудь скульптуры и, цепляясь когтями за платье, быстрыми и сильными ударами выклевал из впадин корм, и мгновенно вернулся в клетку. Наверное, проглатывать пищу ему нравилось на привычном месте, за решёткой. Первому успеху моего питомца я обрадовалась, как школьница, получившая отличную отметку. Но порванное платье на груди скульптуры меня огорчило. Я хотела добиться таких результатов, чтобы ворон вообще не оставлял заметных следов, кроме, разумеется, двух ударов клювом… Тогда я сшила ему кожаные чулочки. Они не мешали ему цепляться за предметы, а царапин нигде не оставляли. Чулочки я надевала ему только перед приёмом пищи. Вначале ворон пытался освободиться от них, но вскоре привык и перестал обращать внимание на мой «подарок». Когда я убедилась, что ворон освоил необычный способ кормления, пришло время для более сложного эксперимента. От природы я неплохо рисовала. Мне удалось довольно удачно срисовать с театральной афиши глаза Морозовой. Я аккуратно вырезала их и, положив корм в глазницы, заклеила впадины бумажными глазами. Холодный мрамор сразу как будто ожил. Моментами мне казалось, что это не скульптура, а живая Морозова с насмешкой смотрит на меня. И ненависть с новой силой разгоралась во мне.

Теперь перед вороном стояла более сложная задача, но он оказался сообразительнее, чем я думала. Ворон быстро понял: чтобы добыть корм, нужно сильным ударом пробить клювом бумажные глаза. Когда и это действие он научился выполнять автоматически, я решила, что пришло время осуществить задуманное.

В день мести я была совершенно спокойна. Скульптуру я разбила и по частям вывезла за город на мусорную свалку. Платье, которое, я использовала для эксперимента, сожгла, так же как и чучело ворона, в камине.

Вечером перед спектаклем я спрятала ворона в обыкновенную хозяйственную сумку, предварительно сделав в ней несколько отверстий, чтобы он не задохнулся. У моего питомца было прекрасное качество: стоило ему оказаться в темноте, и он становился, тих как мышь. Поэтому я не боялась, что он выдаст своё присутствие.

В театр я прошла через парадный вход вместе со зрителями. Билетёрши знали меня как жену Раевского, поэтому пропустили беспрепятственно. По распоряжению директора театра, близкие родственники актёров проходили на спектакль без билетов. Впервые я решила воспользоваться этой привилегией. В зрительный зал я не пошла, а спряталась в туалете. Когда прозвучали первые аккорды музыкальной увертюры, мне удалось незамеченной пройти через фойе и подняться на второй этаж. Затем по коридору я перешла на служебную половину. Здесь размещались актёрские гримёрные. Как правило, во время спектакля они не закрывались на ключ. Вот и дверь гримёрной Морозовой оказалась открытой. До антракта ещё было время, но задерживаться, тут не стоило. Я быстро натянула на руки перчатки (спасибо, детективные фильмы научили), чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Ворона нужно было спрятать в ящик гримёрного столика. Внутри его лежали коробка грима и пудра. В антракте Морозова обязательно захочет поправить грим и припудриться, но сделать этого не успеет. Ворон в сумке нетерпеливо зашевелился, словно ему передалось моё возбуждённое состояние. Как только я его вынула из сумки, взъерошенного и нервного, он требовательно каркнул. Я поспешно затолкала ворона в ящик гримёрного столика, и он снова затих. Уже переступив порог, я вспомнила про окно и открыла его настежь, чтобы мой питомец, сделав своё дело, мог вырваться на свободу. У меня была уверенность, что всё произойдёт именно так, как я задумала.

Я незамеченной вышла из театра, спокойно перешла через площадь и, уже садясь в машину, вдруг ощутила странный толчок в спину. Я обернулась, но никого не увидела. И тут я поняла, что вот сейчас, в эту минуту, умерла Морозова. Мне даже показалось, что я услышала карканье ворона. Но торжества не было. Вместо ожидаемого покоя, моё тело охватила мелкая противная дрожь. Она и сейчас не оставляет меня. А позже пришли сны. В них, будто на киноэкране, я вижу убийство со всеми подробностями. И такой ужас каждую ночь преследует меня. Алкоголь и лекарства не помогают. Да, я переоценила себя, хладнокровной преступницы из меня не получилось. Сейчас, когда жить стало невыносимо, я сама приговорила себя к ВЫСШЕЙ МЕРЕ НАКАЗАНИЯ.

Прощайте. Если можете, простите меня.

Ольга Раевская».

Друзья долго сидели молча. За окном стемнело. Первые капли дождя застучали по оконному стеклу. Где-то далеко с характерным шуршанием по мокрому асфальту проносились автомобили.

— Дождь идёт, — уныло сказал Романов, просто так, чтобы не молчать. — Может, пива выпьем?

— Нет, старичок, в таких случаях пиво не пьют.

Антыхин медленно поднялся с кресла. Достал из холодильника початую бутылку водки и налил две полные рюмки. Романов хотел что-то сказать, но Антыхин жестом остановил его. Молча выпили. И ещё долго сидели за столом, прислушиваясь к звукам незаметно наступившей ночи…