Читать книгу "Поймать звезду - Кирилл Кащеев"

По лицу Михаила Артуровича, как кавалерия по степи, снова пронеслись разные чувства – от недоверия до самого настоящего, почти слезливого отчаяния!

– Дмитрий! – впервые обратив внимание на парня, вскричал он. – Как… Как же вы могли?! Какие… Какие ребенки? А как же… Как же балет? Искусство? Зритель? Если б вы тогда согласились и вышли замуж за меня, а не за него, Леночка! Вы бы только танцевали! У вас никогда не было бы никаких детей! – истинным криком души взвился его голос.

– Вот этого я и боялась, Михал Артурыч, – очень спокойно сказала Лена и, ведя мужа за собой, скользнула сквозь турникет, направляясь к входу в театр. Обернулась, бросила через плечо: – А искусство и зритель не пострадают – сегодня танцует Рита, у девочки наверняка большое будущее. Приходите на спектакль! Да, и цветы Тасе верните, а то нехорошо как-то…

Они прошли мимо вжавшейся в стену Кисоньки. Девчонка услышала, как Дима злобно пробормотал:

– Когда-нибудь я убью этого придурка!

– Зато он самый верный мой фан, – пожала плечами Лена. – Даже несмотря на то, что я не вышла за него замуж! Успокойся, я же не гоняюсь с ножом за той тумбой на кривых ножонках, которая на каждый твой спектакль является с цветами и лезет к тебе целоваться прямо у меня на глазах!

Их голоса отдалились, хлопнула стеклянная дверь… Кисонька с невольным одобрением посмотрела на еще видневшуюся сквозь стекло девичью фигурку. А молодец! Значит, вот это и есть та самая прима – Матвейчук. А вот это – она перевела взгляд на блондинку в манто – надо полагать, Тася. У которой попа и вообще, как говорила Настя, «никакой эстетики». На самом деле Тася Кисоньке показалась гораздо симпатичнее прославленной Лены – такая же стройная, с тонкой талией, но еще и высокой грудью, и бедра на месте. Но Кисонька уже поняла, что здесь, в балете, свои понятия о красоте.

– Рита? Какая Рита? Новая балерина? Почему я не знаю? – поворачиваясь к Тасе, требовательно вопросил Михаил Артурович.

– Нечего там знать, – пробормотала бедная Тася. – Совершенно отмороженная, невоспитанная девчонка – просто малолетка из ПТУ! Ни мозгов, ни соображения, фигура как палка, морда лисья…

– Рита-Рита-Рита… – явно не слушая, продолжал бормотать Михаил Артурович, и вдруг радостно щелкнул пальцами: – Вспомнил! Коломбина в «Щелкунчике»! Интересно… – Он небрежно сунул Тасе так бесцеремонно отнятый букет и широким шагом направился к входу в театр. Полы его длинного пальто бодро развевались.

– Нету там ничего интересного! – Прижимая к себе цветы, чтоб не рассыпались, Тася порысила за ним через проходную. – Она никакая, понимаете, никакая!

Кисонька поглядела им вслед с жалостью и изрядной долей презрения. Если бы нашелся безумный самоубийца, который с ней повел себя так, как этот Артур с Тасей… Цветочки торчали бы у него из носа и ушей! Но как там говорила Настя: «К девятнадцати не станешь солисткой – суши весла, ищи мужа!» Похоже, Тася сушит. В смысле, ищет.

Поток машин снова раздался, и к стоянке выбралась скромная «Шкода» цвета мокрого асфальта. Кисонька вздохнула с облегчением – ну наконец-то! И тут же снова напряглась – они что, с ума сошли? Дверцы распахнулись – и наружу выскочили двое мальчишек и девчонка… с большим белым гусем под мышкой! Катька совсем соображение потеряла? Все, конечно, привыкли, что без Евлампия Харлампиевича она ни шагу, но с гусем – в оперу? Как теперь эту безумную птицеводку-гуселюбку мимо бдительного дедка протаскивать?

А дедок тем временем уже повернул голову к неожиданным посетителям – даже без очков глаза у него стали как у филина, большие и круглые; он судорожно зашарил по груди, отыскивая болтающиеся на веревочки очки, нацепил… и глаза стали еще больше. Аж в очках не помещались!

– Это к нам, к нам! – Кисонька подскочила к турникету, понимая, что еще секунда, и «Белого гуся» – вместе с белым гусем! – выкинут из оперного со свистом. – Это… Это… С птицефермы! Пробный гусь! – тыча пальцем в Евлампия Харлампиевича, триумфально выпалила она.

– В буфет? – глядя на девочку поверх очков, поинтересовался дедок.

Катька мгновенно прижала Евлампия Харлампиевича к груди и начала наливаться помидорной краской – она впадала в ярость при малейшем намеке, что на ее драгоценного питомца могут… покуситься. Зубами. А также ножом и вилкой.

– В какой буфет – в балет! – сама не очень понимая, что несет, вскричала Кисонька. Надо же хоть что-то сказать прежде, чем Катька разразится яростной речью в защиту гусей с оскорблениями в адрес всего жующего человечества.

Дедок аж приподнялся в своей будке… поглядел на Кисонькину белую пачку… и вдруг шумно выдохнул и покрутил головой.

– В «Лебединое», что ли? – неодобрительным тоном спросил он. – Опять наш Александр Арнольдыч эксперименты затевает?

– Да! – чуть не подпрыгивая, выпалила Кисонька. – Если с этим гусем получится, еще завезут! Для натуральности! Разве может быть, чтоб на экологически чистом средневековом немецком озере никакой живности, кроме лебедей, не водилось? Представляете, какой… какой модерн! Балерины танцуют… а по всей сцене гуси ходят… и уточки… и… и… попугайчики летают, вот!

И тут же сама представила четверку балерин… выплетающих танец маленьких лебедей между отчаянно разбегающимися из-под ног утками! Там-там-там-там… кря-кря…

– Ну Арнольдыч! – снова покрутил головой дедок. – Вот уж точно творческая натура – а соображения-то и нет! А ежели ваши попугаи от большого натурализма в зал залетят и на зрителей того… бомбардировку устроят?

– А они… А они… – забормотала Кисонька, чувствуя, что с попугайчиками явно пережала. – А они в памперсах летать будут!

Даже у каменно молчащих Севы с Вадькой изменились лица – видно, представили попугаев в памперсах, пестрой стайкой порхающих над зрительным залом.

– Кро-охотные такие памперсы! – отмеривая размер на кончике пальца, продолжала лепетать Кисонька. – Специально в… в… Англии заказывали! Вот-вот посылка должна прийти!

– Балет, – тоном, каким обычно говорят «дурдом», высказался дедок. – Ладно, девчонку с гусем пропущу – а приятели ее пусть валят отсюда!

– Они не приятели! – выпалила Кисонька и замолкла, не представляя, чего еще придумать.

– Мы не приятели, – веско поддержал ее Сева. – Мы – представители фирмы по поставке попугаев! Подрабатываем после уроков. Пришли рассчитать оптимальный процент среднестатистических попугаев на объем зрительного зала! – И солидно прошествовал сквозь турникет. За ним потянулись Вадька и Катька с гусем. Евлампий Харлампиевич приоткрыл один глаза, поглядел на ошалевшего деда за стеклом и гоготнул, сочувственно и одновременно слегка злорадно. Дескать, знал ведь, мужик, где работаешь, чего ж теперь-то с открытым ртом сидеть?

– Попугаи – в памперсах, ты – в пачке, – окидывая Кисоньку нарочито безразличным взглядом, прокомментировал Вадька. – Мурка в чем?

– Ой, она сперва в доспехах была, а теперь с Настей на сцене… – еще не отойдя после разговора с дедком, выпалила Кисонька… и осеклась. Действительно, все это выглядело… и звучало… скажем так, странновато. Надо немедленно успокоиться! – Давайте я вас отведу в декораторскую – и вы все сами увидите, – деловито предложила она. – Бомжи, которые за Настей гонялись, наверняка очухались, можно их допросить.