Читать книгу "Скорость Тьмы - Валентин Леженда"

Ребята, скорее всего, задействовали «Циклопа», но недоучли одного; за годы службы в нейроразведке майор приобрел некоторые новые способности, о которых в свое время благоразумно умолчал.

Что это было, следствие многочисленных «переселений» или некие внезапно проснувшиеся врожденные резервы, Карел не знал. Он получил маленькое, но все-таки преимущество.

При всем своем мощнейшем научно-техническом потенциале влезть в голову к оперативнику нейротехники Шестнадцатого отдела не могли.

Немцы вели похожие разработки с 1939 года и создали пси-псов, но дальше исследования зашли в тупик, во всяком случае, так докладывала внешняя разведка...

... Недавно отстроенная церковь поражала своим величием: позолоченные купола, сияющие золотом кресты, величественная ограда и толпа прихожан у гостеприимно распахнутых дверей парадного входа. Карел помнил, что раньше здесь был кинотеатр. Что ж, возможно, все эти перемены действительно к лучшему, новое незримое оружие действовало не хуже тех же «катюш». И, казалось бы, что стоит понастроить на Руси православных храмов, но не все было так просто.

Майор с трудом протиснулся вовнутрь, тут же заметив среди прихожан седую макушку своего коллеги.

Оперативник с агентурной кличкой Ворон тоже сразу уловил присутствие брата по оружию. Глеб Сидорчук (такова была настоящая фамилия нейроразведчика) обернулся.

Майор едва заметно кивнул.

Ворон усмехнулся, посылая четкую мысленную картинку.

Карел понял: есть разговор, но не здесь, а снаружи. Майор снова кивнул, но уходить из храма пока не спешил...

Тут он был впервые.

Церковь вызывала странные чувства.

В Бога майор не верил и считал нечестным заходить в Дом Божий, неся в сердце одну лишь пустоту. Молившиеся у икон люди, ставящие свечи женщины в платках казались ему чуть ли не выходцами из другого мира. Он не разделял их веры, но, без сомнения, уважал чужой выбор. Воспитанный в духе безбожия, Карел никак не мог подавить в себе гремучий атеизм советской эпохи. Но в душе понимал: первый шаг к свету уже сделан.

Именно из-за этой пустоты под сердцем немцы на Русь и поперли. Ослабла вера — открылась брешь. Но оброненный щит православия был вновь гордо поднят русским воителем, а в сочетании с булатным мечом это страшное оружие.

А все началось с памятного обращения к советскому руководству митрополита гор Ливанских Илии. Россия тогда была в отчаянном положении. Несмотря на все предпринятые усилия, врага так и не удалось остановить. Фашистская военная гидра ползла к Москве, ползла напролом, сметая все и вся на своем пути.

Именно тогда и объявился митрополит.

Он попросил открыть по всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Священники должны были возвратиться с фронтов и из тюрем, чтобы начать новую службу. А чудотворная икона Казанской Божией Матери должна была идти с советскими войсками до самых границ России.

Удивительно, но Сталин согласился на уступки.

Что это было, жест отчаяния? Или вождь все-таки понимал, КТО вместе с немцами вторгся в русские земли.

Сталин лично молился в Успенском соборе Кремля.

Кто бы мог подумать о чем-либо подобном еще десяток лет назад?! Однако это случилось и, главное, молитва подействовала: у Москвы появился свой Покровитель.

После молитвы вождь вызвал к себе иерархов Русской Православной Церкви и пообещал выполнить все, о чем его просил митрополит Илия. Тут же было открыто двадцать тысяч храмов, а духовные семинарии в спешном порядке стали готовить священнослужителей.

26 августа 1943 года прошел Церковный Собор, избравший митрополита Сергия патриархом.

Наткнувшись на непреодолимый барьер, Тьма временно отступила.

Над многими русскими городами поднялся непробиваемый Православный Щит, подпитываемый энергией веры молящихся.

Древняя Русь наконец-то восстала из праха. Как не вспомнить при этом легенды о православных святынях, спасавших многострадальные древнерусские города...

Все эти мысли пронеслись в голове майора, пока он внимательно осматривал будто исходящие неким внутренним светом иконы.

Лики святых были суровы, они словно говорили: «Мы следим ежечасно и за каждую провинность будем незамедлительно карать отступника». Хотя на самом деле все было немного не так. Православие по сравнению с другими религиями, пожалуй, — одна из самых мягких, как и сам православный народ, никогда не зарившийся на чужое, будь то сера, земля или чья-то жизнь.

И все же Карел не понимал этой веры. Веры в некоего всемогущего Бога. Обилие военных (по большей части офицеров) в толпе прихожан по-прежнему смотрелось для него дико.

Да, он допускал, что существуют стихии, жестко управляющие людскими судьбами. Эти стихии были абсолютно незримы. Их нельзя назвать добром или злом, их нельзя разделить, как нельзя и до конца понять. Человеческий разум не способен на это, как не способен выползший на свет муравей осознать или хотя бы увидеть смотрящего на него сверху человека. Могущественные стихии управляли человечеством, и не было им имени, а церковь — лишь буфер между жизнью и смертью. Умирать с верой в душе легче, и имя твоего Бога значения здесь не имеет.

Так считал майор, и переубедить его было трудно, если вообще возможно...

Карел не стал ждать конца службы. Осторожно протискиваясь между людьми, он медленно двигался к выходу. Ворон устремился следом за ним.

На улице они обменялись рукопожатием, и старый оперативник тут же спросил:

— Ну что, нашел свою подругу детства?

— А ты разве не слышал? — удивился майор.

— Понятное дело, слышал, но с недавнего времени перестал доверять слухам.

— Это не слухи... — Карел с удовольствием вдыхал морозный московский воздух. — Может, посидим где, поболтаем... Ты, кажется, хотел со мной о чем-то поговорить?

Оперативники поймали такси и, высадившись на Кузнецком Мосту, зашли в небольшой полуподвальный ресторанчик, с каким-то незапоминающимся морским названием.

— Я здесь уже бывал когда-то, — сказал Ворон, усаживаясь за более-менее опрятный столик. — Жрачка хреновая, но прослушать наш разговор будет невозможно... Ну, при условии, ежели кто норовит сунуть в чужие дела свой любопытный нос...

— Аномальная зона? — уточнил Карел, также усаживаясь за столик. — Что-то я ничего такого не чувствую.

— А ты и не почувствуешь, здесь действуют немного другие законы. Под нами, где-то на уровне десяти метров, обширная полость, там протекает подземная речка, ее нет даже на старых картах коммуникаций города. Но я ее нашел и, знаешь, ей черт-те сколько лет...

— Не над такими ли «зонами» в древности сооружали православные храмы?

— А шут его знает, — пожал плечами Ворон. — Сейчас их понатыкали где ни попадя, не пойму, как только успели. Просыпаюсь утром с похмела, подхожу к окну, а от золотых куполов прямо глаза режет.