Читать книгу "Отродье ночи [= Шорохи ] - Дин Кунц"

Они повернули на север, к Догени, поднялись по холму и оказались на бульваре Сансет. Совсем рядом — сердце Голливуда. Справа — «Скандия», лучший ресторан в городе. Дискотеки. Ночной клуб колдунов. Еще один, принадлежащий гипнотизеру. Клубы фанатов рок-н-ролла. Мигающий свет рекламных щитов с названиями фильмов и именами поп-звезд. Огни, огни, огни. Этот район вполне соответствует созданному прессой образу процветающего мегаполиса, но чуть дальше от центра броские цвета тускнеют. Даже Лос-Анджелес стареет. Чувствовалась неизлечимая, как рак, болезнь города. В здоровой плоти Лос-Анджелеса там и сям возникают очаги злокачественной опухоли: дешевые бары, стриптиз-клубы, дома с наглухо закрытыми окнами, подозрительные массажные кабинеты. Старение еще не обратилось в полный упадок, но с каждым днем смертельная болезнь захватывает все новые участки огромного тела.

«Биг Квэйн» был таким знаком разложения. Он находился сразу за поворотом, ослепительно освещенный красными и синими огнями. Изнутри бар напоминал «Рай», только здесь было больше хрома, зеркал и света. Публика сюда заглядывала побогаче, чем в «Рай». Но Тони замечал тот же рисунок, что и в Санта-Монике, рисунок, символизирующий желание и одиночество. Плотоядный узор.

От посетительницы, высокой брюнетки с фиолетовыми глазами, они узнали, что Бобби бывает в «Янусе», дискотеке Вествуда. Она видела его там накануне.

На улице, моргая от сине-красных режущих глаза сполохов, Фрэнк сказал:

— Уже поздно.

— Да.

— Поедем сейчас или завтра?

— Сейчас.

— Хорошо.

Они проехали район, охваченный раковой опухолью упадка, мимо рекламных огней, оставили позади Беверли-Хиллз, воплощение довольства и достатка, и направились мимо бесконечных рядов пальм, обступающих дорогу с обеих сторон.

Обычно Фрэнк, чувствуя, что Тони хочет заговорить с ним, включал спецсвязь и слушал информацию. На этот час в Вествуде, куда они ехали, ничего особенного не случилось. Семейный скандал. Потасовка на углу бульвара Вествуд и Вилшайэр. На одной тихой улице замечен мужчина в припаркованной машине — нужно проверить.

Вествуд был самым спокойным районом в городе. На восточной окраине, в мексиканском районе, действовали несколько бандитских группировок, но из-за них сложилось дурное представление обо всех, в целом законопослушных, мексиканцах. Ночная смена уходит в три часа ночи, новая заступает в шесть. За три часа обязательно что-нибудь случается в этом районе: то панки подерутся, то произойдет перестрелка, и в результате — один-два трупа. В северо-западном районе парни постоянно напиваются до чертиков, курят наркотики, колятся, потом садятся в машины и врезаются друг в друга.

Вдруг по рации передали сообщение. Из отрывистых фраз стало ясно, что это попытка изнасилования с вооруженным нападением. Не ясно, покинул ли насильник дом или нет. И кто стрелял? Жертва или преступник? Также неизвестно, если ли пострадавшие.

— Надо ехать наобум, — сказал Тони.

— Этот дом в двух кварталах.

— Мы там будем через минуту.

— Раньше патрульной машины.

— Сообщить?

— Да.

Тони взял в руки микрофон. Фрэнк свернул влево. Потом еще поворот, Фрэнк надавил педаль газа, и машина понеслась по узкой улице.

У Тони заколотилось сердце и похолодело в животе от предчувствия опасности.

Он вспомнил Паркера Хитчисона, молчаливого и угрюмого напарника, с которым пришлось работать, когда Тони служил патрульным офицером. Каждый раз, когда они ехали по вызову (будь то убийство или просто кот залез на дерево), Паркер мрачно говорил: «Теперь мы помрем». От таких слов становилось не по себе. Опять и опять, поднимаясь по тревоге, с искренним и невозмутимым пессимизмом Хитчисон повторял: «Теперь мы помрем». Тони тогда чуть с ума не сошел. Тони до сих пор в минуту опасности вспоминал замогильный голос Паркера и три зловещих слова: «Теперь мы помрем».

Фрэнк завернул за угол, едва не зацепив черный «БМВ». Взвизгнули тормоза, и Фрэнк сказал:

— Это где-то здесь.

Тони, прищурившись, разглядел полуосвещенные ряды домов. Это был дом в неоиспанском стиле, отстоявший от дороги на некотором расстоянии. Перед домом находился большой газон. Красная черепичная крыша. Стены кремового цвета. Два ажурных фонаря по обе стороны от двери.

Фрэнк затормозил. Они вышли из машины. Тони полез под пиджак и вынул револьвер из наплечной кобуры.

* * *

Хилари, наплакавшись в кабинете, решила, что следует подняться наверх и привести себя в порядок, прежде чем она позвонит в полицию. Волосы были растрепаны, платье разорвано, нижнее белье свисало лоскутьями. Хилари не знала, через сколько минут после звонка прибудет полиция. После выхода на киноэкраны двух нашумевших фильмов Хилари приобрела известность в обществе и теперь предпочла бы избежать огласки в газетах, оказаться жертвой насилия — это унизительно. Конечно, ей будут сочувствовать, но сама она попадет в дурацкое положение. Она смогла защититься от Фрая, но любители сенсаций не обратят на это внимания. Выставленная на свет софитов, запечатленная на серых фото газет, она будет выглядеть слабой. Безжалостная общественность заинтересуется, как Фрай проник в дом? Они подумают, что он изнасиловал ее, а весь рассказ Хилари всего лишь выдумала. Кто-нибудь скажет, что она впустила его в дом и с удовольствием легла сама в постель. К сочувствию неизбежно примешается любопытство. Единственное, что она сможет сделать, — это привести себя в порядок до прихода журналистов. Нельзя, чтобы ее увидели жалкой и растрепанной после ухода Бруно Фрая.

Умываясь, причесываясь и переодеваясь в шелковый халат, Хилари не знала, что аккуратный вид жертвы вызовет подозрения у полиции. Она не подумала, что тем самым ставит себя под огонь оскорбительных насмешек.

Ее не оставляли кошмары пережитого. Ей казалось, что Фрай со страшной улыбкой, выставив нож, идет на нее. Видение таяло, и призрак принимал черты ее отца, Эрла Томас, он, пьяный и разъяренный, изрыгая проклятия, шел и размахивал длинными руками. Хилари встряхнула головой, набрала побольше воздуха — видение исчезло. Ее трясло. Ей показалось, что из соседней комнаты доносятся странные звуки. Внутренний голос говорил ей, что это воспаленное воображение, но еще сильнее пульсировала мысль: «А что если Фрай возвращается?» Набрав номер полиции, Хилари не была в состоянии спокойно и вразумительно рассказать о случившемся.

Повесив трубку, Хилари почувствовала себя лучше, зная о близкой помощи. Спустившись вниз, она громко сказала: «Успокойся. Ты спокойна. Все будет в порядке». Эти слова она научилась повторять долгими ночами в Чикаго. Силы постепенно возвращались к ней. Она стояла в фойе, глядя в зарешеченное окно, когда у входа затормозила машина. Из нее вышли двое. Хотя не было воя сирен и мигания красных огней, она тотчас поняла, что это полиция. Хилари отперла дверь и впустила их внутрь. На пороге появился голубоглазый коренастый блондин с револьвером в правой руке.