Читать книгу "Главный финансист Третьего рейха. Признание старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт"

Не мог я упустить и возможность паломничества к гробнице Ганди.

Неру попросил меня провести несколько раундов обсуждения с членами Комитета по пятилетнему плану, проект которого только что опубликовали. В связи с этим я не мог обойтись в своих выступлениях одной вежливостью. Все эти четырехлетние, пятилетние и тому подобные планы неизменно казались мне чуть ли не бессмысленными. В данном случае я также не мог не выразить мнение, что обширная, рассчитанная на пять лет программа не может быть реализована за этот период. Еще меньше будут способствовать этому средства, выделенные на бумаге. Их придется увеличить вдвое или втрое, так же как вдвое или втрое возрастет срок осуществления программы.

Планы подобного рода полезны для внутренней пропаганды. Они рассчитаны на возбуждение надежд, отсрочку результатов, перспективы облегчения в будущем нынешних экономических трудностей. Но они достигают этих целей во все уменьшающейся степени. Общественность продолжает проявлять подозрительный интерес к тому, какая часть из этих замечательных планов была выполнена. Критицизм и неудовлетворенность будут всегда оставаться настороже, готовые воспользоваться любой возможностью, чтобы вырваться наружу. Мне кажется, что гораздо лучше выполнять определенную работу в течение года — даже если она мала — и доводить ее до конца, чтобы, когда эта работа выполнена, можно было указать на нее как на пример прогресса и роста.

Во время обратного перелета из Калькутты в Рим произошел инцидент, который мог превратиться в трагедию. Мы хотели лететь самолетом KLM через Каир, но все места на этот рейс были забронированы, поэтому мы приняли предложение воспользоваться самолетом компании SAS. Но, согласившись на это предложение, мы не заметили, что полетим не через Каир, а через Тель-Авив. Мы поняли это только тогда, когда рано утром приземлились в аэропорту Лидды. Официально Израиль еще находился в состоянии войны с Германией. Пришлось отдать свои паспорта и перейти в зал ожидания аэропорта. Моя жена испугалась до смерти и не могла вымолвить ни слова. В отличие от нее, я делал все возможное, чтобы оставаться абсолютно спокойным. Съел не только свой завтрак, но и завтрак жены и старался, чтобы мое присутствие бросалось в глаза как можно меньше.

Когда официант-еврей пришел убирать стол, то спросил на чистейшем немецком языке:

— Вы довольны, господин председатель?

Я взглянул на него и ответил утвердительно. Через минуту-две официант вернулся.

— Не будете ли вы так любезны, господин председатель, дать мне свой автограф?

Через пару минут он снова вернулся и попросил автограф для своего коллеги. Я решил, что пора сказать несколько теплых слов.

— Где вы были до приезда сюда?

— Во Франкфурте, герр председатель.

— Там было лучше, чем здесь?

— О, герр председатель, если бы можно было туда вернуться!

Мы прошли к стойке, где выдавали паспорта. О радость! Последние два из них были наши. Мы взяли их и поспешили на аэродром.

В тот самый полдень, когда новость о нашей поездке стала известна, премьер-министр Бен-Гурион ответил на упрек депутата: «Если бы я знал, что доктор Шахт был в аэропорту, то приказал бы его сразу арестовать».

Впоследствии ко мне поступили приглашения от разных правительств, которые привели к новому визиту в Египет, а затем в Тегеран и Сирию. В первой половине сентября 1952 года премьер-министр Моссадык пригласил меня обсудить ситуацию в Персии. Вместе со мной туда поехала жена, так же как позднее — в Каир и Дамаск.

В Персии я не был с 1937 года и был удивлен видом ее столицы с широкими улицами и современными дворцами — плодами деятельности Реза-шаха. Достижения этого достойного правителя оставили неизгладимый след в этом городе и всей стране.

В Моссадыке я увидел государственного деятеля высочайшего ума, искушенного в высшей степени в искусстве дипломатии, человека железной воли. Главной темой нашей беседы был, конечно, нефтяной вопрос. Я не мог не признать справедливыми требования Моссадыка. Даже сейчас глубоко сожалею, что западная дипломатия не разобралась, как — с применением определенной гибкости — следовало решать нефтяную проблему Персии. Иранский народ больше не потерпит господства иностранных держав в нефтяной промышленности страны, какой бы ни была конечная судьба Моссадыка.

Но есть другой вопрос, который кажется мне еще более важным. В череде стран, окружающих коммунистическую Россию и протянувшихся от Японии до Лиссабона, Персия занимает ключевую позицию, которая может оказаться благом или проклятием в случае определенного поворота политических событий. Пренебрежение этой точкой зрения нельзя оправдывать ходячими сентенциями или экономическими жертвами, которые в случае достижения соглашения с Ираном не будут в любом случае велики.

Помимо этих дискуссий, я возобновил старые связи с банком «Мелли» и уехал с окрепшей верой в будущее этой экономической территории Среднего Востока.

Я встречался с шахом в 1937 году, когда он был восемнадцатилетним юношей, жившим во дворце отца. Теперь я нанес визит ему самому и его супруге, отличавшейся красотой и обаянием. Имел возможность также поговорить с его младшим братом Абдул-Резой, который проявил глубокое знание экономических вопросов. Жена между тем провела чудесное время с супругой шаха и ее немецкой матерью.

Моя поездка в Египет в качестве гостя правительства страны пришлась на вторую половину сентября. Между тем произошла революция. Во главе правительства оказался генерал Нагиб, прекрасно воплотивший в себе знание политики и искусство управления государством в нашем беспокойном мире. Мы с женой пришли к единому мнению, что не встречали политического лидера, умевшего так хорошо сочетать политическую умеренность с необходимой энергичной политикой. Кроме того, его личное обаяние и непринужденные манеры вызвали в нас искреннюю симпатию к Нагибу как к человеку.

В то время как моя жена знакомилась с достопримечательностями Каира, я проводил много времени с министром финансов аль-Амери и его коллегами за обсуждением экономических и финансовых вопросов. Кроме того, я связался с представителями частного делового мира, в первую очередь с членами Торговой палаты и — что особенно приятно — с членами общества ученых, которые все поголовно учились в Германии.

В декабре 1952 года я принял приглашение сирийского правительства посетить Дамаск. От меня хотели получить профессиональную оценку предложенного законопроекта о создании государственного центрального банка, ранее лицензия на создание центрального банка Сирии и Ливана принадлежала частному банку. Правительство предоставило мне возможность ознакомиться с большими частями территории страны. Мы летали над Пальмирой, мощными развалинами греко-арабской эры, над долиной Габ в Алеппо, а в другой раз посетили северо-восточный угол Сирии, где так называемая равнина Джазира простирается за Евфрат. Я представлял себе удивительные, невероятные возможности, которые открылись бы для Сирии, если бы в этой части страны внедрили искусственное орошение.