Читать книгу "Генерал Деникин - Владимир Черкасов-Георгиевский"

Эта моя позиция, равно как и несправедливость обвинения меня газетой в «черносотенстве», известна всей русской эмиграции. К сожалению, неизвестна редакции вашей газеты».

Насчет погромов Антон Иванович отметил, что «волна антисемитских настроений пронеслась по югу России задолго до вступления белых армий в «черту еврейской оседлости», что «командование принимало меры против еврейских погромов» и что «если бы этого не было, то судьба еврейства южной России была бы несравненно трагичнее».

Деникин не привык оправдываться и, этим отдав дань, чтобы не упрекали в неучтивости к «мировому центру еврейской печати», взялся за то, что главным томило его душу. Он должен был приложить все усилия, чтобы повлиять на англо-американское решение выдать Сталину солдат РОД. 31 января 1946 года русский генерал написал командующему оккупационными силами США в Германии генералу Д. Эйзенхауэру:

Ваше Превосходительство,

В газете «Таймс» я прочел описание тех ужасов, которые творятся в лагере Дахау, находящемся под американским управлением, над несчастными русскими людьми, которых называют то «власовцами», то «дезертирами и ренегатами» и которые предпочитают смерть выдаче их советской власти…

Деникин изложил «подлинную историю этих людей» из своего опыта общения с ними в Мимизане, заключив:

Так что эти несчастные люди отлично знают, что ждет их в «советском раю», и неудивительно поэтому, что собираемые в Дахау военнопленные предпочитают искать смерти на месте, и какой смерти!.. Перерезывают себе горло маленькими бритвенными лезвиями, испытывая невероятные предсмертные муки; поджигают свои бараки и, чтобы скорее сгореть живьем, сбрасывают с себя одежду; подставляют свои груди под американские штыки и головы под их палки – только бы не попасть в большевистский застенок…

Ваше Превосходительство, я знаю, что имеются «Ялтинские параграфы», но ведь существует еще, хотя и попираемые ныне, традиции свободных демократических народов – право убежища.

Существует еще и воинская этика, не допускающая насилий даже над побежденным врагом. Существует, наконец, христианская мораль, обязывающая к справедливости и милосердию.

Я обращаюсь к Вам, Ваше Превосходительство, как солдат к солдату и надеюсь, что голос мой будет услышан.

Генерал А. Деникин.

Ответ ему пришел за подписью генерала Т. Ханди, исполнявшего обязанности начштаба, где были лишь многозначительно перечислены те самые параграфы Ялты, требующие «насильственной репатриации» в СССР лиц, принадлежавших к следующим категориям:

1) был захвачен в плен в германской военной форме; 2) состоял 22 июня 1941 года (или позже) в вооруженных силах Советского Союза и не был уволен; 3) сотрудничал с неприятелем и добровольно оказывал ему помощь и содействие.

Антон Иванович хорошо узнавал стиль своих былых союзничков по югу России.

В начале 1946 года Деникину удалось сделать в Нью-Йорке два доклада. Первый назывался «Мировая война и русская военная эмиграция». По особому списку Антон Иванович разослал билеты русским американцам – бывшим офицерам и белым участникам Гражданской войны. И на этой земле генералу хотелось, как он выразился, «войти в личное общение с уцелевшими от жизненных бурь соратниками по старой армии». Пришло много народа. Все средства от выступления бедствующий Деникин передал Союзу русских военных инвалидов во Франции.

Другое деникинское выступление было для широкой публики. Доклад назывался «Пути русской эмиграции». Генерал говорил два часа, закончил призывом к русским эмигрантам стоять на страже национальных интересов России и, конечно, «будить мировую совесть».

«Лидер погромщиков» Деникин разбудил в очередной раз своих и так не дремлющих врагов. Коммунисты призвали всех явиться на демонстрацию против докладчика, пытающегося «мобилизовать силы реакции и поджечь третью мировую войну». Обеспокоенная Ксения Васильевна облегченно вздохнула, увидев, что набравшиеся десятка три пикетчиков с убийственными транспарантами против ее мужа после окончания доклада спокойно их свернули и мирно разошлись.

Нью-йоркская жизнь и деятельность Деникина отмечена знаменательным фактом в «колтышевской истории». Как сообщает зарубежный эмигрантский исследователь Н. Н. Рутыч в своем «Биографическом справочнике высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России», в мае 1946 года Антон Иванович отправил письмо полковнику Колтышеву, где писал:

После блестящих побед Красной армии у многих людей появилась аберрация… как-то поблекла, отошла на задний план та сторона большевицкого нашествия и оккупации соседних государств, которая принесла им разорение, террор, большевизацию и порабощение…

Вы знаете мою точку зрения. Советы несут страшное бедствие народам, стремясь к мировому господству. Наглая, провокационная, угрожающая бывшим союзникам, поднимающая волну ненависти политика их грозит обратить в прах все, что достигнуто патриотическим подъемом и кровью русского народа… и поэтому, верные нашему лозунгу – «Защита России», – отстаивая неприкосновенность российской территории и жизненные интересы страны, мы не смеем в какой бы то ни было форме солидаризироваться с советской политикой – политикой коммунистического империализма.

Содержание письма совершенно в русле тогдашних идей генерала, но как же быть с заявлением Марины Антоновны мне в Версале, что Деникин перед отъездом в США предостерег от Колтышева, потом настаивал об этом ей и в письме? А сам писал тому спустя год, как видим, по-прежнему словно лучшему единомышленнику? Похоже, верный Колтышев в «антиденикинском» Париже одним из многих таким Антону Ивановичу и оставался. Так что же напутала дочь в заявлениях отца по этому поводу?

За то, что Колтышев был честный человек, указывает также отсутствие о нем всякой информации из подворотни современных российских спецслужб. Думаю, вряд ли имеет им смысл дальше конспирировать деятельность такого выдающегося «крота», если полковник им был. В потоке книг, вплоть до воспоминаний «самого секретного» лубянского убийцы Судоплатова, уж не утерпел бы кто-нибудь похвастаться внедрением подобного суперагента к самому Деникину «на всю жизнь».

После отъезда в Америку Деникина Колтышев по-прежнему работал в Париже таксистом, а умер он в 1988 году разбитым 94-летнитм приживалом в старческом доме на русском кладбище Сент-Женевьев-дю-Буа, открытым здесь в старом особняке англичанкой Дороти Педжст по инициативе княгини В. К. Мещерской. Доживал тут одинокий полковник П. В. Колтышев в крайней нищете. И я пойнтере-совался у Марины Антоновны на ее утверждение об этом «советском агенте», как же его «хозяева» в такой нужде бросили? Она ответила коротко:

– Не нужен стал.

Окончательно здесь, безусловно, ответит время, а я, как мог, расставил «за» и «против»…

Марина Антоновна своей «железностью» отцу не уступает. Однажды ее большой приятель, едва ли не основатель французской компартии «русско-французский» Борис Суварин, работавший в молодости вместе с Лениным, Троцким, сообщил, что приготовил ей «сюрприз». И чтобы она увидела это, просил прийти в определенное место. Но Деникина уже знала, что в Париж приехал Керенский, и сказала: