Читать книгу "Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант - Сергей Абрамов"

– Значит, прошло всего три часа.

Все снова переглянулись: известное мне для них было новой тайной. А я вдруг вспомнил о просьбе моего аналога, последней прощальной просьбе его, и вопрос о времени утратил для меня интерес. Я молча вскочил и бросился в комнаты к этажерке с книгами. Их было немного – случайно или намеренно захваченные при переезде сюда из московской квартиры. Кое-что было у Ирины: она вела здесь какой-то кружок. Я нашел учебник политэкономии, философский словарь, «Государство и революция» – драгоценность для каждого, если только Юрка сумеет перевести Ленина, однотомную энциклопедию – незаменимое пособие для возвращения памяти – и даже справочник кинолюбителя с подробными чертежами популярных съемочных и проекционных камер; может быть, Анохин-бис завоюет репутацию братьев Люмьер: в лаборатории Би-центра ему в два счета сконструируют и камеру и проектор.

С такими мыслями я выложил стопочку захваченных с этажерки книг в центре стола, сопровождаемый недоуменными взглядами и без того недоумевающих спутников.

– Это зачем? – не выдержал Толька.

– Кто читал «Люди как боги» Уэллса? – вместо ответа спросил я.

Зернов читал.

– Помнишь цветок, который положил Барнстепл на стык двух миров? Вместо цветка я кладу книги.

– А ты уверен, что это стык?

Я объяснил.

– Дракула. Бонд. Фантомас. Чушь зеленая! – взъярился Толька. – Мы уже на Земле. Чудеса кончились. Вы лучше мне втолкуйте, как это три месяца превратились вдруг в три часа? Я что-то сомневаюсь, хотя хлеб я сам надкусил. А он свежий, ничуточки не зачерствел.

– А вдруг это не ты надкусил. Пришли гости к Ирине и ушли гулять.

– Не приехала еще твоя Ирина. Это наш ужин. Ничего не понимаю, – вздохнул Толька.

Зернов что-то чертил на листке из блокнота.

– Твоя гипотеза. Юрка, кажется единственно верной, – сказал он. – Спиральное время. Смотри. – Он показал нам вычерченную спираль, похожую на пружину: витки ее почти касались друг друга. – А вот это – наше пространство – время. – Он провел касательную к виткам спирали. – Геометрически – это движущаяся точка, каждый виток спирали касается ее через определенный промежуток времени, допустим, через час. А каждый оборот витка – месяц. Вот вам и вся арифметика: три часа = три месяца.

Я вспомнил свой разговор с «дублем» в континууме.

– По этой арифметике их десять лет – это наши пять суток. А у нас три года прошло. Не получается.

– Предположим иную спираль. Скажем, конусообразную. Чередование конусов. Основание одного переходит в основание другого, состыковывающегося вершиной с третьим. И так далее без конца.

– Значит, крупные витки – это их годы, может быть, столетия, а у нас – часы. Мелкие витки – их часы, а у нас – минуты. На стыках вершин время течет одинаково. Так?

– Можно предположить и такую возможность.

– Только как же ты проведешь касательную?

Так сбить можно было первокурсника, но не Бориса Аркадьевича.

– А если касательная зигзагообразна, – мгновенно нашелся он, – или образует синусоиду? Можно допустить даже топологическую поверхность касания, – мы видели такие допущения в архитектуре Би-центра…

– Снаружи я не разглядел, – вмешался Толька, – а внутри верно. Еще когда мы с Юркой топали по этим «проходам», я подумал об их топологических свойствах.

– Вы еще «связок» не видели. Телепортация была выключена.

– А «призраки» лабораторий, вывернутые наизнанку, как носки после стирки. Уже тогда можно было допустить их «многосвязность»…

Они говорили по-русски, а Мартин заинтересовался:

– О чем они, Юри?

– Высшая математика. Вроде египетской клинописи. Не по нашим зубам, – отмахнулся я, но в разговор все же включился: – А сюда нас перебросили тоже по законам топологии? Может быть, объясните простому смертному этот транспортный вариант.

– Объясни кошке таблицу умножения, – хихикнул Толька Дьячук. – Ты же гуманитарий, Юрочка. Тебе нужна ветка сирени в космосе.

Зернов только посмотрел на него, и шансонье, кашлянув, мгновенно умолк.

– Топология, друзья, – Зернов перешел на английский специально для Мартина, – это область геометрии, рассматривающая свойства различных пространств в их взаимных сочетаниях. Это могут быть свойства и деформируемых геометрических фигур, вроде архитектуры Би-центра, и взаимно связанных космических пространств, если их рассматривать как геометрические фигуры. Рассуждая топологически, можно предположить, что от покинутой нами Земли-бис нас отделяют не парсеки, а только «связки», создающие своеобразную поверхность касания. Вероятно, такая поверхность включает весь земной шар с его биосферой, а уж точку на карте можно выбрать любую – твоей даче попросту повезло: она собрала всех нас.

– А как они узнали об этом? – хмыкнул Толька. – Опять телепатия? Через второго Анохина?

– А как они нашли нас в Париже? Как наблюдали за нами во время опытов? И как вообще они творили свои божеские дела, повергая в смущение всех служителей Господа Бога на земном шаре? Загадка, Толя, не для наших умишек. Кстати, чего хочет от нас этот человек у калитки?

Я спустился в сад и узнал почтальона. Он держал запечатанную телеграмму, но почему-то не отдавал ее. Великое изумление читалось на его лице.

– Десять минут назад проходил, смотрел, кричал – никого у вас не было. Обратно по той стороне шел. Остановился у акимовского забора, глянул к вам – опять никого. Ну, передал заказное, расписались. Минуты не прошло. А у вас на терраске полный парад. Ни машин, ни людей кругом не было. Со станции не время – поездов сейчас нет. Откуда же вы взялись? С неба, что ли?

– Съемку ведем, – мрачно придумал я: не рассказывать же ему обо всем. – Видишь, мундир на мне? А отсвет зеркал создает невидимость.

– А где ж аппарат? – все еще сомневался он.

– Скрытой камерой снимаем, – отрезал я. – Давай телеграмму.

Ирина телеграфировала, что возвращается из командировки вместе с академиком.

– Ну что? – хором спросили меня на веранде.

– Приезжают.

Но поджидавших меня интересовало другое.

– Что ты сказал этому типу?

– Соврал что-то.

– Вот и придется врать, – угрюмо заметил Толька. – Кто ж поверит? Липа. В институте меня засмеют или выгонят.

– В газету, пожалуй, дать можно, – задумался Мартин: думал он, конечно, об американской газете и оценивал перспективы возможной сенсации. – Возьмут и напечатают. Даже с аншлагом. А поверить – нет, не поверят.

Говорили мы трое, Зернов молчал.

– А все-таки жаль было расставаться с этой планеткой, – вдруг произнес он с совсем не свойственной ему лирически-грустной ноткой. – Ведь они нас обгонят. С такими перспективами, как в Би-центре…