Читать книгу "БИЧ-Рыба - Сергей Кузнечихин"

Расстроился парень, рассовал книги обратно по полкам и к егерю – может, он слышал где-нибудь про поэта Полупанова. А егерь мужик серьезный, он каждый вечер перед сном Фридриха Энгельса изучал, философией интересовался, а поэтов, кроме Есенина и Высоцкого, не признавал. Кстати, егерь и сообщил ему, что Высоцкий уже умер. Он ему много чего про жизнь рассказал: и про смерть Леонида Ильича, и про то, как Андропов в Ростове миллионное дело раскрутил. Грамотный егерь попался. Только про хоккей ничего не знал и даже не интересовался. Но это было чуть ли не единственное место, где они согласия не находили. А так жили душа в душу, наслаждались тишиной и ждали весны. По весне егерь собирался сходить к бородачу и выиграть в карты свободу для пленника, чтобы все по закону было, а заодно и на дочек посмотреть, авось какая и приглянется, соскучился как-никак. Парень отговаривал, уверял, что бородач в карты не играет и дочки у него страшнее атомной войны… Но егеря заусило. Надо посмотреть, говорил, посмотрю, пощупаю, разберусь. Упрямого не переупрямишь. И парень, от греха подальше, не стал спорить, затаился. Надеялся, что появится хозяин избушки, большой начальник, и заберет его с собой, а заодно и про Полупанова все расскажет. Только хозяин не торопился.

Дождались весны. Гуси пролетели. Потом черемша пошла. Хариус поднялся.

Стояли на бережку, рыбачили… и вдруг вертолет. Издалека услышали. Но егерь почему-то не обрадовался, наоборот, вместо того чтобы сигнальную ракету пускать, он полные карманы патронами с картечью набил, а потом наводит на пленника ружье и приказывает бежать в лес. И сам за ним со взведенными курками. Загнал под валежину и велел не рыпаться, проглотить язык и лежать. Но паника оказалась напрасной. Вертолет завис над избушкой, помахал лопастями и полетел дальше, даже письма не сбросил. Может, на разведку прилетал, может, случайный – спросить не у кого. Зато егерьку пришлось раскалываться. И оказалось, что он самый натуральный зэк. Пронюхал у геологических бичей про эту хазу, ну и отсиживался в ней после побега, отъедался на дармовых консервах. Но прилетела винтокрылая птица, и кончилась лафа. Настало время в дорогу собираться. Только вот что с пленником делать? Для безопасности надо бы и пришить. Да полюбился ему горемыка. И опять же – не мокрушник он, не его специальность живых людей жизни лишать. Сказал:

– Нагрянут гости, сознавайся, что был тут беглый каторжник да утонул, зараза, в ледоход. Они погорюют и перестанут, но если продашь… – Уточнять не стал, понадеялся на догадливость, не зря же Фридриха Энгельса изучал.

Проинструктировал на сон грядущий, а по утряночке сел в лодку и скрылся в тумане.

Только зря он сбежал. Но с другой стороны, откуда бы ему знать, что у хозяев таких вот хитрых домиков настали не самые лучшие времена и не до охоты им.

Пленник прождал еще месяц. Целыми днями на небо смотрел, а там только птицы и тучи. И затосковал. Даже у бородача такой тоски не было. В одиночке жутко, но там хоть надсмотрщик есть. А тут – никого.

Подождал второй месяц. И понял, что если до третьего дотянет – придется куковать всю зиму. Так лучше уж в порогах утонуть. Лишняя лодка у запасливого хозяина содержалась в состоянии готовности. Набрал парень три мешка харчей и двинулся навстречу новым приключениям. А речка жалостливой оказалась, как тот зэк, правда, на полпути лодчонку перевернула и лишила всех консервов, но все-таки не убила, вынесла к людям.

А что с ним дальше сталось – не знаю. Добрался ли до Москвы? Узнал ли, почему у поэта Полупанова книги не выходят? Он, кстати, первое, что спросил, когда жевать кончил, – что новенького слышно о поэте Полупанове.

А мне откуда знать? Для меня это темный лес.

Придурялся, говорите.

Да кто его знает. Я и сам сначала решил, что травит мужичок. Но потом думаю, а с какой стати ради несчастной банки консервов такой извилистый огород городить?

Еще раз о воровстве

О воровской романтике пусть вам рассказывают из телевизора. Мне за рассказы не платят, так что и врать никакого резона. Жадность, она не только фраера сгубила. Она всех губит. И в первую очередь – воров.

Старинный мой приятель Гена Саблин отпраздновал сорокапятилетие и женился. Первую половину отваги потратил на дорогу в ЗАГС, вторую – на прощание с бродячей жизнью. Испугался оставлять молодую жену без присмотра и опеки. Избыток жизненного опыта доверия к женщинам не прибавляет. Ко времени и предложение подоспело. Завод, на котором его бригада ремонт вела, задумал расширение производства и строительство новой котельной. Вот и предложили ему должность механика. Не случайно, конечно. При любой реконструкции нужен глаз да глаз. Плохой товар – слепой купец. А такого спеца, как Саблин, на кривой козе не объедешь, мозги не запудришь, глаза не замылишь. Директор знал, кого нанимать. Он ему и квартиру дал, и жалованье достойное. Реконструкция набирает обороты, Гена крутится, заявки на оборудование составляет. А здесь принцип один: пока дают – проси как можно больше, запас не лошадь, овса не просит. Так не для себя же.

Но грянула перестройка. Реконструкция незаметно угасла. Правительство провозгласило: «Обогащайтесь!» Значит, надо выжимать деньгу из того, что имеется. Сегодняшний червонец дороже завтрашней тысячи.

Гена видит, что игра пошла втемную. Значит, и ему надо карты к орденам. Идет к веселой кладовщице, – он и раньше к ней захаживал, не только американские шпионы заводили шашни с полезными женщинами, но и наши доблестные разведчики, если требует дело, не упускали такой возможности. А Гена чем хуже? Молодой жене любовь и зарплату, но в его широкой душе всегда найдется немного нежности для тоскующей женщины. Приходит к ней с шампанским и, перед тем как объять необъятное, перетаскивает в самый укромный угол склада ящики с предохранительными клапанами и еще кое-что по мелочи, – убрал, чтобы народ не запинался, потом прикрыл какой-то фанерой и проход тяжелыми ящиками загородил. Подруге велел забыть про это барахло, и сам почти забыл.

А на заводе сплошные перекосы и перегибы. Зарплату платят только тем, кто выдает товарную продукцию. Вспомогательные службы сиротствуют. Карманы то пустые, то порожние. Уволиться бы да на соседний завод сбежать, так и там уголь сажи не белее.

Рисковый народ проторил дорогу в Китай за барахлом. Риска Саблин не боялся, а барыг не любил. Не в его натуре такое занятие. Возле пчелки – в медок, а возле жука – в навоз. Он привык, чтобы, после того как дело сделал, было на что оглянуться перед уходом. Но сидеть и ждать, когда начальство милостыню подаст, тоже не в его характере.

Сколотил по старой памяти бригаду монтажников – и вперед, к победе капитализма.

Чем меньше строят нового, тем чаще ломается старое. Где подлатать, где заменить, где собрать, где разобрать – если есть руки и не жалеть ног, без работы не останешься. Голова, конечно, тоже нужна.

С завода увольняться не стал. Утром отметится, с начальством поздоровается, слесарям занятие найдет – и по своим делам. Если кто спросит, отвечают: «Только что был, но куда-то вышел». В общем, крутился: где вечер прихватит, где выходные. Если честно, Гена всю жизнь так работал, даже в андроповские времена, когда за дисциплиной усиленно следили, ухитрялся налево сбегать.