Читать книгу "Экспансия-3. Аргентинское танго - Юлиан Семенов"

— Вы сошли с ума!

— Я пришел к вам именно потому, что нахожусь в полном здравии.

— Но ведь это тридцать второй год! Тогда еще не было гестапо! Не было Гиммлера!

Штирлиц согласно кивнул:

— Были вы! Чиновник криминальной полиции Генрих Мюллер… А то, что Гиммлер еще не стал рейхсфюрером, для вас еще страшнее… Не на кого валить ответственность за собственные поступки…

Мюллер тяжело, с нескрываемой неприязнью посмотрел на Штирлица, ничего не ответил, потер виски своими крепкими, квадратными пальцами и продолжил изучение документа.

«…Старый школьный учитель доктор Джон Ф. Кондон был горячим поклонником Чарльза Линдберга. Семидесятидвухлетний Кондон написал письмо в свою любимую газету „Хоум ньюс“, выходящую в Бронксе: „Предлагаю тысячу долларов, то есть все мои накопления, прибавив их к 50 тысячам долларов выкупа, чтобы любящая мать смогла, наконец, обнять своего ребенка. Я готов поехать в любое место за свой счет, вручить эти деньги и обязуюсь при этом никогда не раскрывать имени похитителя“.

Через четыре дня после опубликования обращения (над стариком потешались знакомые: «чокнулся!») он получил письмо: «Уважаемый господин! Если Вы действительно хотите стать посредником в деле Линдберга, строго следуйте всем нашим указаниям. Вы должны отвезти и вручить лично г-ну Линдбергу письмо, которое прилагается… Получив деньги у г-на Линдберга, опубликуйте три слова в нью-йоркской газете „Америкэн“: „Деньги уже готовы“. Находитесь все вечера — с 6 до 12 — дома.

Это похищение готовилось целый год. Необходимо, чтобы дело приобрело мировую известность».

В конверте, полученном учителем, действительно находился еще один маленький конверт. Кондон сразу же позвонил Линдбергу.

— Будьте добры, вскройте маленький конверт и прочтите мне письмо, — попросил летчик.

Кондон зачитал письмо:

— «Уважаемый господин, доктор Кондон будет нашим посредником. Можете вручить ему 70 тысяч долларов… Когда деньги будут в наших руках, мы сообщим Вам, где ребенок. Готовьте аэроплан, так как он находится в двухстах сорока милях отсюда».

— Это все?

— Нет, — ответил доктор Кондон, — не совсем. На письме внизу нарисован странный знак — два пересекающихся голубых круга, образующих в середине красный овал… И три отверстия на каждой фигуре по горизонтали.

Голос Линдберга дрогнул:

— Я немедленно еду к вам.

— У вас больше дел, чем у меня, — ответил старый учитель. — Я сам приеду.

В два часа ночи Кондон добрался до Хопвелла.

Линдберг внимательно изучил корреспонденцию; не осталось никаких сомнений: письмо не могло быть фальшивкой, поскольку знак с перекрещивающимися кругами ни в одной из газет не был опубликован; тайна следствия.

…Утром следующего дня доктор Кондон вернулся домой с письмом, в котором Линдберга назначали его своим посредником. Адвокат Брекенридж привез его на своей машине и принял приглашение поселиться в доме учителя. Днем Брекенридж отправил в нью-йоркскую газету «Америкэн» сообщение: «Деньги уже готовы». Чтобы скрыть от журналистов принадлежность к делу, Кондон подписался псевдонимом «Д. Ф. К.», составленным из начальных букв своего имени. Он был уверен, что похитители его поймут, а для остальных странное объявление пройдет незамеченным.

В семь часов вечера зазвонил телефон. Глухой голос спросил, получено ли письмо с подписью?

Учитель ответил:

— Да. И я очень рад, что вы меня верно поняли.

На следующий день в двадцать тридцать в дверь доктора постучали; шофер такси протянул длинный конверт и спокойно отъехал, — номерной знак был виден отчетливо ясно, попросили отвезти письмо «другу», — член банды так себя не ведет.

В письме сообщалось, что доктор должен отправиться к заброшенной сосисочной; там, под камнем, он найдет записку.

Выехали, когда совершенно стемнело; машина адвоката остановилась в пустынном месте, окруженном полуразвалившейся галереей.

Доктор Кондон поднялся на галерею и достал из-под кирпича записку: «Пересеките улицу и двигайтесь вдоль забора к кладбищу, до улицы 233. Там встретимся».

И доктор Кондон пошел по безлюдной улице к воротам кладбища Вудлоу. Несмотря на то, что он никого не видел, доктор чувствовал — за ним наблюдают. Пробило двадцать один тридцать; он заметил размытое белое пятно, осторожно двигавшееся среди могил; человек делал рукой какие-то знаки.

Кондон пошел навстречу; в глубине кладбища, среди деревьев и памятников, его ждал мужчина. Доктор смог запомнить глаза, смотревшие на него из-под полей надвинутой на лоб шляпы; лица различить было нельзя — тьма непроглядная.

— Принесли деньги? — это был тот же голос, с иностранным акцентом, который доктор слышал по телефону.

— Нет. Я не принесу деньги, пока не увижу ребенка.

— А меня казнят, если ребенок мертв?

— Мертв?! — закричал Кондон в ужасе.

— Не кричите! — рявкнул мужчина. — Ребенок жив и прекрасно себя чувствует.

— Как вы можете доказать, что я разговариваю с тем человеком, который мне нужен? — спросил доктор.

— Разве вы не получали писем, подписанных кругами?

Кондон вытащил из кармана два зажима, которые находились в кроватке ребенка, — он взял их с разрешения Линдберга:

— Ответьте, что это такое?

— Ребенок был закреплен этими зажимами в кроватке, — сразу же ответил незнакомец.

— Верно. Как вас зовут?

— «Джон», — ответил тот.

— Откажитесь от этого дела, «Джон», — взмолился доктор. — Пойдемте со мной… У меня есть тысяча долларов, они будут вашими, отдайте дитя добром…

— Нам не нужны ваши деньги, — ответил «Джон».

— Но ребенок жив?

— Конечно…

…Через пять дней доктор получил по почте посылку — ночную рубашку Чарльза-младшего. В записке, которую завернули в рубашонку, было выдвинуто новое требование: «Принесите выкуп до того, как увидите ребенка. В случае принятия этого условия Линдберг должен дать объявление в нью-йоркской газете „Америкэн“, всего три слова: „Согласен. Деньги готовы“.

Линдберг поместил это объявление. День за днем выходило оно в указанной газете, но «Джон» молчал…

Через несколько дней доктор Кондон получил, наконец, ответ «Джона»: «Сообщите, готовы ли вы к проведению операции в субботу вечером? Если да, опубликуйте в газете эти же три слова».

Теперь Линдберг более всего боялся спугнуть похитителей.

Национальное казначейство пообещало, что его агенты не станут вмешиваться в это дело, но лишь отметят номера банкнот, которые будут переданы похитителям. Несмотря на советы полиции, Линдберг упорно настаивал на том, чтобы в месте, где должно произойти свидание, не было никаких засад.