Читать книгу "Болтливый мертвец - Макс Фрай"

Он проводил глазами наших коллег, скрывшихся в темноте коридора, и заговорщическим шепотом добавил:

— Спасибо, что никуда не сбежал. Так мило с твоей стороны!

— «Спасибо» тут говорить не за что, — честно сказал я. — Я остался в Ехо исключительно по инерции. Лень и надежда, что все как-нибудь уладится, — самое опасное сочетание!

— Это я и без тебя знаю, сэр философ, — усмехнулся Джуффин. — Все равно мне чертовски приятно, что нет нужды отправляться за тобой в погоню на край Вселенной — это было бы увлекательно, но хлопотно! Кстати, не обольщайся: кого-кого, а уж тебя я найду где угодно, даже на Изнанке Темной Стороны.

— Ну, найдете, — равнодушно отозвался я. — И что дальше? В угол меня поставите?

— Поставлю! — обрадовался Джуффин. — Непременно!

— Мне сейчас довольно трудно развеселиться, — устало сказал я. — Лучше действительно пойду, чтобы не портить вам праздник своей хмурой рожей…

— Ступай, — кивнул Джуффин. — У тебя же, если я не ошибаюсь, на эту ночь намечен ряд душеспасительных бесед? Кстати, на твоем месте я бы не стал активно вмешиваться в частную жизнь нашего сэра Кофы. Он этого не любит, а сопротивляться умеет куда лучше, чем ты думаешь… И Луукфи не дергай попусту. Он все равно своих буривухов не оставит — так зачем трепать парню нервы?

— Да не собираюсь я ни во что вмешиваться. Это вы у меня не из той части головы мысли прочитали, — горько усмехнулся я. — Залезли случайно в чулан, где у меня свалены радужные мечты…

— Хорошо выкручиваешься, — одобрительно заметил шеф. — Неумело, но остроумно. Просто загляденье!

— Рад, что вам нравится, — буркнул я.

Честно говоря, мне было здорово не по себе. Я вдруг понял, что дружелюбная болтовня Джуффина больше всего смахивает на игру сытого кота с очень глупой мышью, которая даже не пытается удрать. Мышью, разумеется, был я. Неуклюжей, неповоротливой мышью, изрядно разбаловавшейся и отупевшей на хороших харчах… Теоретически, по законам жанра, теперь мне причитался чувствительный, но не смертельный удар тяжелой кошачьей лапой.

— А твои вялые попытки уговорить Мелифаро и Нумминориха уехать — это вообще полный провал! — неожиданно сурово сказал Джуффин. — Чему я тебя учил все эти годы, сэр Макс? Если уж ты принял решение — хорошее или никуда не годное, это уже другой вопрос! — будь любезен сделать все, чтобы его осуществить. Если ты вбил себе в голову, что они должны уехать, значит, в качестве средства убеждения ты должен был применить свои Смертные шары, а не убогие словесные конструкции. Тем более что выступление у тебя вышло не ах…

— Смертные шары я придерживал для второго раунда переговоров, — неохотно ответил я, впервые в жизни испытывая глубокое отвращение к его способности видеть меня как на ладони.

— Можешь не хлопотать: второго раунда не будет, — холодно сказал Джуффин. — Я об этом позабочусь. И запомни хорошенько: всегда есть только одна попытка, сэр Макс. А колдун, который верит в сказку о существовании второй и уж тем более третьей попытки, обычно долго не живет.

— Какая вам разница, сколько я проживу? — огрызнулся я. И поспешно вышел, поскольку у меня не было ни желания, ни сил продолжать этот разговор.

Вообще-то, я здорово опасался, что Джуффин тут же вернет меня обратно, хотя бы для того, чтобы запереть на всю ночь, от греха подальше. Но он не стал это делать. Да и зачем бы? В его распоряжении было немало других способов заручиться моим молчанием. Больше, чем я мог вообразить.

Прохладный ночной воздух остудил мой пылающий лоб. Я поднял голову и увидел в небе абсолютно круглую зеленоватую луну.

«Странно, — рассеянно удивился я, — а вчера мне казалось, что дело только близится к новолунию… Или дело было не вчера, а во сне?»

Фонари озаряли улицу Медных Горшков тусклым, но теплым оранжевым светом. У моих ног, как сытые щенки, копошились клочки густого тумана. Ночь была чудо как хороша, и я ухватился за ее великолепие, как за последнюю надежду.

«Что бы ни случилось, а эта восхитительная луна останется в небе, — подумал я. — И туман будет время от времени укрывать мелкие разноцветные камушки мостовой, и этот аромат…»

Я осекся и невольно поморщился от фальши собственного внутреннего монолога. Обычно люди начинают обращать внимание на красоту окружающего мира только в том случае, когда их дела совсем плохи. Недаром столько народу становится поэтами в юности. Обычно созданию очередного ритмически организованного шедевра предшествует размолвка с хорошенькой девушкой или, того хуже, — временное отсутствие девушки, с которой можно было бы ссориться всласть. Впрочем, некоторым особо чувствительным натурам хватает «двойки» по химии или скандала с родителями…

И сейчас я понял, что действую по одной из самых популярных среди представителей рода человеческого схем: по команде «все хреново, жизнь не удалась» начинаю усиленно любоваться пейзажем.

— Стоило, конечно, становиться таким могущественным дядей только для того, чтобы обнаружить, что как идиотом родился, так им и помрешь, — сердито сказал я себе вслух. И с непонятным мне самому садистским удовольствием добавил: — Причем очень, очень скоро.

Умею я, однако, поднимать себе настроение…

еще одна страница сгорела

Я довольно быстро понял, что Джуффин предусмотрительно наложил на меня какое-то заклятие. Во всяком случае, меня охватила такая неестественная, непреодолимая апатия, что я не осуществил ни один из своих планов.

Какое там! Я устроился на переднем сиденье амобилера, якобы для того, чтобы собраться с мыслями, и сам не заметил, как задремал.

Это был неглубокий, но тяжелый сон. Говорят, именно так впадают в забытье солдаты, сутками сидящие под обстрелом в окопах: уснуть по-человечески в таких условиях невозможно, а для того чтобы потерять сознание, они слишком крепкие ребята, поэтому измученному телу приходится самостоятельно переключаться на режим сохранения энергии.

Проснулся я от холода, когда луна уже скрылась за горизонтом, но до рассвета оставалось еще далеко, и понял, что хочу только одного: забраться под теплое одеяло, выпить чего-нибудь горячего… Попытка собрать волю в кулак, обдумать создавшееся положение, разработать хоть какой-то план и начинать действовать не привела ни к чему. Собственно говоря, я просто не был способен думать на эту тему дольше нескольких секунд: потом внутренний монолог обрывался, а глаза снова начинали закрываться. В общем, я ни на что не годился — кроме как доехать до дома и завалиться в кровать.

Утром дела обстояли не лучше. Правда, мое настроение уже нельзя было назвать скверным. Можно сказать, у меня вообще больше не было настроения — никакого. И эмоций тоже не было. Они беспомощно копошились где-то на периферии моего сознания, как слепые котята в ведре с водой, за мгновение до последней попытки сделать вдох…

«Омерзительно, — совершенно равнодушно, как о ком-то чужом, думал я. — Самое время умирать: жалеть мне, кажется, больше не о чем…»