Читать книгу "О бедной сиротке замолвите слово - Карина Демина"

– Карьерист, – она положила ладонь на шею мужа, прислушиваясь.

Ничего страшного.

Кровообращение в ноге почти восстановилось. Очаги некроза погашены, а что регенерация замедлилась до неприличия, так… у всего своя цена имеется. Выжил? Уже хорошо…

– А то… – он потерся колючей щекой о ее руку. – Так поедем в отпуск? Ты и я… и…

И клинику на кого оставить? Ее вовсе собирались закрыть, будто бы клиника и прочие виноваты, что у одной девочки не хватило сил противостоять искушению…

Говорят, что менталистов сводит с ума собственный дар. И чем ярче выражен, тем ближе безумие…

– Поедем…

Не закроют.

Варнелия не позволит… и пара недель неожиданных каникул на восстановление порядка, а потом все вернется на круги своя. Всегда возвращается.

И быть может, вторая девочка все-таки придет в себя и вернется к учебе.

Варнелия надеялась и даже немного верила в чудо.

У целителей они иногда случаются.

Мальчишка был именно таков, как нужно: молод, горделив и полон уверенности, что поймал чудо-птицу за хвост. В выпуклых глазах его читалось желание немедля выдрать из этого хвоста пару-тройку перьев поярче и украсить собственную шляпу.

Чтобы видели.

Конечно, как же… стать королевским магом… не самому знатному, не самому богатому и, положа руку на сердце, не самому талантливому. Впрочем, он-то полагал иначе.

Пускай.

– Это твои покои, – королевский маг ступал медленно, подволакивая ноги. И тяжелая резная трость, на которую приходилось опираться, не спасала. – Менять что-либо не советую…

Не послушает.

Он уже просчитал, что на содержание, которое полагается королевскому магу, можно обставить эти треклятые покои иначе… так стоит ли говорить, что, сколько бы денег и сил он ни потратил, все останется именно таким, как сейчас.

Оно, пусть и неуловимо переменившееся – впрочем, королевский маг, сколь ни пытался, не способен был внятно объяснить суть этой перемены, – имело собственные привычки.

– Посетителей принимаешь здесь. Да и вообще не стоит уходить без острой на то необходимости… о прислуге договоришься с распорядителем…

– Я понял!

Мальчишка не скрывал своего раздражения.

Конечно, он молод и полон сил, а тут какая-то древняя развалина пристает со своими нотациями…

– Что ж, – королевский маг не без труда открыл массивный талмуд. Страницы его кожаные – ходили слухи, будто кожа была человеческой, что явно было неправдой, – пестрели древними символами.

Иногда они менялись.

Иногда даже складывались во что-то, отдаленно напоминающее текст. Порой появлялись и картинки, всякий раз странные, вызывающие внутренний протест, пусть даже в изображенных существах не было ничего действительно уродливого. Было время, когда Скотт старательно перерисовывал все, надеясь разгадать язык, на котором был написан манускрипт. Виделось, что именно в нем ключ к пониманию существа.

Виделось…

Книга кольнула пальцы, напоминая, что пришло время расставаться.

А записи он заберет.

И те немногие вещи, к которым успел привыкнуть за годы добровольного заточения.

– Положи свою ладонь, – велел он мальчишке, и тот вдавил руку в мягкие кожаные страницы. И тоненько взвизгнул, когда шипы пробили кожу.

А чего он ждал?

Кровь и только кровь…

– Прими его заменой… и стражем, – слова, странное дело, дались нелегко. – И да будет его служба долгой…

Будет.

Существо ныне настроено весьма благодушно. Что ж… может, мальчишке и повезет дожить до осознания, насколько серьезно он вляпался.

Или нет.

Впрочем, у бывшего королевского мага имелись собственные планы на остаток жизни. И забота о тех, кто в ней не слишком нуждался, в эти планы не входила.

Первым, кого я увидела, открыв глаза, был Айзек.

Он наклонился надо мной, то ли разглядывая, то ли…

– Целоваться полезешь, укушу… – предупредила я осипшим голосом. И поняла, что жива.

Вот просто жива, и все.

Лежу.

Дышу.

Нюхаю. От Айзека пахло мятными карамельками и еще туалетной водой, несколько резковатой и весьма брутальной.

– А я тебе говорил, оживет, – сказал он и щелкнул меня по носу.

Вот же…

Я закрыла глаза.

И открыла.

Айзек не убрался, правда, более поганых намерений не выказывал, но подвинул стул, как и положено приличному посетителю, в стороночку. Ноженьку на ноженьку закинул, рученьки на колене сцепил. Цветет, зараза этакая…

– Что ты сделал?

И рыжий был тут.

Мра-а-ачный, как ноябрьский вечер. Такой физией только детей пугать.

– Да ничего я не сделал… не целовал я ее, если ты об этом…

– Не хватало.

Странно, но ощущала я себя не сказать чтобы великолепно, но куда лучше прежнего.

– Я ж не псих…

Это опять Айзек. Обидеться бы на него, да… на душевнобольных обиду держать Боженька не велит. Об этом я и сообщила, Айзек же вновь расхохотался. Что это за день веселья в палате для особых пациентов… особой пациентки?

Кровать с Мелиссой исчезла.

Да и… палата была другая. Определенно. Например, вот ни решеток за окном, ни силового полога. Зато появился стол.

И пузатая ваза.

Орхидеи в вазе.

Плюшевый мишка на кровати… особенно почему-то умилила голубая ленточка на лапке.

– Что за… хрень? – не слишком вежливо осведомилась я. И пальцами пошевелила. Пальцы шевелились, ноги и руки тоже, что было весьма неплохо.

Я поерзала.

И села.

Поморщилась – все-таки не мое это призвание, в постели валяться. Голова сразу закружилась, но хотя бы ненадолго… да уж… цветы стояли не только на столе. Пара ваз на подоконнике и одна, огромная, у двери. В такую зонтики хорошо помещаются, а они туда розы.

– Как долго я…

– Две недели, – Айзек посерьезнел и руки на груди сцепил. – Две треклятые недели… и первую целители твердили, что ты находишься на пороге в мир иной. Я даже гроб присмотрел.

– Не в ромашках хоть?

– В бабочках.

– Уж лучше в ромашках.

– Марго! – надо же, а рыжий и кричать умеет, ишь, над розами рой мошкары поднялся. – Я за тебя испугался, и вообще…

Рученькой махнул.