Читать книгу "Осада - Иван Алексеев"

Псковский воевода князь Шуйский опустил подзорную трубу, зажмурился, протер тыльной стороной ладони слезящийся правый глаз. Он уже второй час, не отрываясь, наблюдал картину боя, и глаз устал. А левым глазом князю в трубу смотреть почему-то было неудобно. Воевода стоял на высокой башенке псковского детинца, все чаще именуемого по-московски кремлем. Впрочем, некоторые немногочисленные приверженцы западной фортификационной терминологии с ученым видом называли его цитаделью.

Князь вновь прильнул к окуляру. Кремлевские стены и башни представляли последнюю – третью – линию обороны города, Но сейчас все решалось на второй линии – буквально намедни завершенном земляном валу со рвом и частоколом. Первая линия – городская стена – была до основания разрушена осадной артиллерией противника на протяжении пятисот саженей в промежутке между Свинарской и Покровской башнями. В эту брешь устремилось на штурм почти все королевское войско, имевшее десятикратный численный перевес над гарнизоном Пскова. С уцелевших башен по флангам штурмовой колонны противника били затинные пищали, но два отряда ландскнехтов и спешившихся гусар, добровольно вызвавшихся на это лихое дело, уже штурмовали эти башни с тыла. Главный удар штурмовой колонны был направлен фронтально, вглубь города, но атакующие тут же наткнулись на земляной вал и ров с чесноком-частоколом.

Новое укрепление явилось полной неожиданностью для королевских отрядов, легко прошедших в брешь стены и уже мысленно занявшихся любимым делом: штурмом городских улиц, быстро перераставшим в безудержный грабеж и насилие. Но королевские полковники и ротмистры, возглавлявшие ландскнехтов и рейтар, были, как и их подчиненные, опытными профессионалами, прошедшими десятки боев. Приказав своим бойцам остановиться, они выдвинули вперед легкие полевые пушки и попытались разбить несерьезный с виду земляной вал. Однако, малокалиберные ядра лишь вязли в земле, не причиняя неказистому фортификационному сооружению видимого вреда. Тогда колонны лучших в Европе солдат вновь развернулись в боевые порядки и ринулись на штурм. Конечно, они знали о своем численном превосходстве над противником. Маркиз фон Гауфт и его разведчики работали с немецкой основательностью и добросовестностью, поставляя королю весьма ценные сведения. Однако и разведчики, и офицеры с солдатами, и сам король принимали во внимание лишь служилых людей псковского гарнизона: стрельцов, боярских детей, казаков и княжеских дружинников. Какое им было дело до городских ремесленников и крестьян из окрестных деревень, не умеющих держать копье или шпагу? Но именно эти крестьяне и ремесленники встали на сооруженный ими же вал плечом к плечу со стрельцами и дружинниками.

Разик и его поморы, видя, что враг изготовился к атаке, еще раз пробежали перед нестройными шеренгами ополченцев.

– Православные! Не посрамим земли русской! Не дрогнем перед врагом! Бить басурман не абы лишь, а как учили!

Сверкающие доспехами, шелками и перьями королевские войска идеально ровными рядами, привычно ускоряя шаг, двинулись на ров и вал, серый гребень которого сливался с линией серых сермяжных рубах его защитников.

Перед рвом ландскнехты безо всякой команды слаженно приостановились, и, образуя плутонги, открыли сокрушительный огонь. В ответ из-за частокола загремели стрелецкие пищали. Их поддерживали затинщики из ремесленных людей. Вот уже два десятка лет в Пскове каждая улица, каждая слобода готовила свой отряд ремесленных людей, смышленых и проворных, метких в огненном бое. Покупали вскладчину затинную пищаль и несли службу на городских стенах. А весной и осенью устраивали состязания в пальбе, и меж собой, и со служилыми людьми. Бывало, что вдругорядь и превосходили стрельцов в меткости.

Ответные залпы затинных пищалей нанесли штурмующей колонне ощутимые потери. Конечно, ландскнехты не дрогнули, но их офицеры, решившие было смести защитников вала огневой мощью, благоразумно изменили тактику и дали команду на штурм. Преодолеть ров и частокол сходу не получилось. У королевских солдат не было с собой фашин и трапов, поскольку внешний ров и без того был завален обломками городской стены, а о существовании второго рва и частокола штурмующие, как уже говорилось, не подозревали. Пока саперы готовили проходы, ландскнехты вели интенсивный и меткий огонь. Но они стояли на открытой местности, а обороняющиеся укрывались за гребнем вала и к тому же ни стрельцы, ни затинщики не уступали лучшим европейским наемникам в меткости и темпе стрельбы. А пороху и пуль у них было предостаточно благодаря бескорыстным стараниям государева дьяка Терентия Лихачева. Интервенты несли потери, и если бы не их огромное численное превосходство, штурм бы и закончился на этой перестрелке поражением королевского войска.

Но вот проходы наконец были готовы, и королевские воины, разозленные бесславной гибелью многих своих товарищей, ринулись на вал.

Они рассчитывали одним махом смести стрельцов казаков и дружинников, красные кафтаны и доспехи которых немногочисленными вкраплениями словно цементировали ряды серых сермяжных рубах ополченцев. Разумеется, лучшие профессионалы Европы – ландскнехты, гайдуки, жолнеры, спешенные рейтары и гусары, не принимали за реальных противников каких-то мужиков с дубинами. Королевское войско накатилось на вал и тут же отхлынуло, опрокинулось обратно в ров. Небрежные выпады их копий и шпаг, направленных в незащищенную ничем, кроме нательного православного крестика, грудь крестьян и ремесленников, были даже не отбиты, а просто отведены, и на сверкающие шеломы с перьями, каждый из которых стоил больше, чем избы и все пожитки этих смердов, обрушились удары дубин. Ополченцы работали беззаветно и истово, как привыкли на молотьбе или в кузне. Многие пали в первой же схватке, замешкавшись отвести выпад противников, многие были ранены. Но остальные, даже легко раненные, старательно выполняли все, чему их учили последние дни. Отвод с поворотом тела – удар без замаха с выкрутом. Отвод – удар, отвод – удар. Русские дубины грохотали по европейской броне. Они не убивали, но оглушали и сбивали с ног, выводили из строя. И профессиональные вояки дрогнули под этим неожиданным напором, покатились с вала в ров, топча упавших.

– Братцы, вперед! Тесни супостатов! – раздались тут же команды стрелецких десятников и казачьих есаулов. Ратники и ополченцы ринулись в контратаку, не давая неприятелю возможности опомниться. Вал опустел, сражение теперь велось во рву и на частоколе. Но высота вала увеличилась почти на аршин. Многие из его строителей и защитников, павших в короткой неравной схватке, лежали на гребне вала. Их неподвижные тела в серых рубахах, покрытые землей и кровью, создали на нем новый страшный бруствер, обозначили ту крайнюю черту, которую не смогло преодолеть лучшее войско Европы. А их оставшиеся в живых соратники, воодушевленные своим успехом и пылающие яростным желанием отомстить ненавистному врагу, продолжали без устали молотить дубинами по головам ясновельможных панов, привыкших к совсем другим поединкам.

Но сражение не было закончено, оно только разгоралось с новой силой. Понесшее неожиданно большие потери, обескураженное страшным отпором, королевское войско отступило от вала и частокола. Там, на ровном пространстве в огромном проломе стены офицеры сумели перестроить своих солдат, сомкнуть поредевшие, но все еще многочисленные по сравнению с защитниками города ряды, и повели их в новую атаку.